— Что же в ней написано?
— Много, много хорошего, но не умею пересказать, князь. Он говорил о христианском Боге, о том, что Он один во всем мире, что Он нас питает и что мы всем Ему обязаны, и когда он спросил меня: куда едешь, витязь, — и я ответил ему, что еду к тебе, государь, старик оживился и веще сказал: «Он будет славен и велик, как ни один князь земли русской: Он — солнце, и лучи его озарят тьму, в которой пребывает его народ».
— Он так и сказал? — спросил князь.
— Доподлинно запомнил я эти слова.
— «Он будет славен и велик»! — повторял князь, задумавшись. — Дальше что? — наконец спросил он Извоя.
— Ничего больше, князь: он только молился своему Богу, послал тебе здоровье, благоденствие и счастье.
— Как, христианин молился за язычника! — воскликнул Владимир.
— Да, государь, христиане считают князя священной особой, и вера их повелевает молиться даже за язычников.
Помолчав некоторое время, Владимир взглянул на Извоя испытующим взглядом.
— Ты тоже христианин? — спросил он.
— Да, государь, — смело отвечал Извой, — и я горжусь этим: с тех пор, как я встретил этого старца, я стал христианином и глубоко верю в его слова, хоть еще не понимаю всего, что написано в его книге.
Они проехали несколько шагов и оказались подле старого дуба, близ которого стоял деревянный идол, а перед ним находился жертвенник, на котором дымились остатки овцы или барана. Смрад этот был неприятен князю, глаза Владимира блеснули каким-то зловещим огнем. Взглянув на жрецов, стоявших подле жертвенника, он нахмурился и хотел проехать мимо, как вдруг один из них стал приглашать его поклониться кумиру.
— Княже, — сказал жрец громко, — поклонись тому, кому ты обязан кланяться, и принеси ему свой дар.
— Ничего у меня нет для твоего божича, — отвечал, рассердясь, Владимир и хлестнул коня.
— Скинь хоть кафтан, — попросил жрец, — или шапку.
— Как же, жди… Много чести божичу, коли он станет носить княжеские шапки… Соболей не хватит. — И, плюнув от смрада, Владимир ускакал.
Зловещая улыбка исказила лицо жреца, он пробормотал:
— О, боги! простите его!..
— Князь, кажется, подпал под влияние этого молокососа-христианина, — произнес другой.
— И князь держит его при себе? — с ужасом воскликнул Божерок.
Он стремглав бросился вслед за князем, но тот заперся у себя и весь день не выходил. Думая о том, что говорил ему Извой, он вместе с тем начал припоминать как Ольга ездила в Царьград, как затем учила его христианской вере. Вероятно, некоторые из его жен были правы, говоря, что он ходит во тьме; но он все-таки не мог еще решить вопроса, какая вера лучше: греческая или языческая, в которой ему так не нравились жертвоприношения, распространявшие зловоние, и нравилась свобода по отношению к женскому полу.
После этого Владимир начал появляться на жертвоприношениях гораздо реже, чем возмущал верховного жреца Божерока. Кроме жреца, и все остальные заметили эту перемену в князе и недоумевали, почему он отсутствует на торжествах; старейшины даже спрашивали о том жреца, который в ответ на это качал головою и махал рукою. При этом он всегда злобно отзывался о христианах и обещал уничтожить их. По его мнению, христиане с умыслом старались обратить князя и этим нарушить права жрецов и обрядности языческие.
