— Он и при матери собирался на Царьград…
— Собирался и не раз. Вот когда он вернулся из последнего своего похода, он прямо сказал матери, что уходит в Переяславец-Дунайский, а в Киеве на Днепре жить более не будет. Греки шлют туда золото, ткани, вино и плоды, — говорил он, — богемцы и венгры — коней и серебро, со всей Руси свозятся в Переяславец меха, воск, медь; как же не овладеть таким городом, который может превзойти Киев?
— Что же Ольга?
— Сперва стала отговаривать, а после прямо-таки не пустила его на Дунай.
— Как? Князя Святослава не пустила?
— Да…
— И он послушался ее?
— Матери нельзя не послушаться, — наставительно сказал Прастен, — нельзя было Святославу не послушаться Ольги и потому еще, что близки были к концу дни ее. Смерть уже подошла к ней, и мудрая княгиня чувствовала ее дыхание. «Похорони меня сперва, — сказала она сыну, — а потом иди, куда хочешь!» И Святослав остался.
— А княгиня Ольга скоро умерла после этого?
— На четвертый день…
— Вот, я думаю, князь тризну-то справил!
— Нет, она запретила это. Она строго приказала, чтобы похоронил ее среди христиан и по христианскому закону. Так и поступили по ее желанию.
— Да, она была христианка! — проговорил Зыбата и обернулся.
Ему как будто послышался доносившийся до его ушей откуда-то издали крик.
Юноша не ошибся. По полю вдогонку им неслись во весь опор два всадника.
— Батюшка, смотри-ка, кто-то нас догоняет, — воскликнул юноша.
Прастен приподнялся на седле, прикрыл глаза ладонью руки от солнца и зорко посмотрел на всадников.
— Княжич Владимир! — воскликнул он.
— А с ним Улеб! — добавил Зыбата.
— Придержим коней, подождем их.
— Подождем, отец!
Прастен и Зыбата остановились.
Еще издали Владимир закричал, что только было силы:
— Прастен, Зыбата, подождите! Мы с вами!
Отец Зыбаты тронул лошадь навстречу княжескому сыну.
— С тобою я виделся, Прастен, — запыхавшись от быстрой езды, говорил Владимир, когда они подъехали, — Зыбата, здравствуй! Как я рад тебя видеть! Твой отец рассказывал, что с тобою приключилось. Спасибо Андрею.
— Ты знаешь его, княжич! — с некоторым удивлением спросил Прастен. — Вот я и не думал этого.
— Как же не знать-то! Он часто бывал у бабки.
— У княгини Ольги?
— Да. Она всегда очень хвалила его. Андрей, — говорила она, — истинный христианин…
— Что же, поедем, — предложил Владимир, заметив, что уже потянулись подводы с дарами, которые вез Прастен старцу.
Все тронули коней, лес уже был недалеко.
— Ты это Андрею везешь? — кивнул, обращаясь к Прастену, на подводы Владимир.
— Да, хочу за сына поблагодарить!
— Не возьмет он!
— Как не возьмет?
— Так, не нужно ему ничего! Знаю я этого старика! Он день и ночь молится своему Богу и, кроме молитвы, ни о чем другом не думает.
— Как же это я про него не слыхал? — задумчиво произнес Прастен.
— Слышал, только внимания особого не обращал. Мало ли христиан живет в Киеве!
Прастен о чем-то задумался, потом быстро спросил:
— Он здешний? Киевский? Тогда бы я знал его.
— Не знаю, — ответил Владимир, — я помню его стариком.
Разговор прервался, они подъехали к лесной опушке.
Словно чувство какого-то смутного-страха овладело путниками, когда они очутились пред зеленой стеной леса.
Тихо шелестя своими листьями и размахивая под налетом ветерка ветвями, качая зеленеющими макушками, словно шептались между собою деревья. Как будто спрашивали они друг друга, кто эти люди, явившиеся сюда нарушить их безмятежный покой.
— Ну, что же? — первым оправился Прастен. — Чего это мы здесь стали! Зыбата, показывай дорогу!
— Погоди, Зыбата, — сказал Владимир, — ты, пожалуй, провозишься долго, дай-ка поищу я. Думается, что найду тропку скорее тебя!
— Ты уже бывал здесь, княжич?
— И не один раз!
— А бабку свою ты не водил сюда? — спросил Прастен.
— Случалось и это! Я ведь говорил, что бабка очень уважала этого старика христианина.
Княжич скоро нашел тропку, которая вела к избе Андрея.
— Вот здесь, — торжествующе проговорил он, — нашел!
— Мне бы так быстро не найти, — отвечал Зыбата, — плутать бы стал.
— То-то! Где же тебе! А я тут бывалый.
Всадники, вытянувшись гуськом, без затруднений могли продолжать путь по тропинке.
