Зыбата бросился по следам тура и, раздвинув ветви, радостно вскрикнул. Пред ним открылась широкая просека.
Теперь он нисколько не сомневался в своем спасении. Он поспешил оставить поляну и смело пошел по просеке.
Нервное напряжение заставило его позабыть мучившую его уже столько времени жажду, но когда Зыбата стал мало-помалу успокаиваться, истома вернулась снова, и жажда стала мучить его еще сильнее.
Наконец ноги юноши стали подкашиваться. Невыносимая усталость овладела им. Зыбата чувствовал, что дальше он идти не может и в бессилии опустился на мягкую траву.
День уже близился к концу. Солнце склонялось к западу; кое-где легли предвечерние тени. Зыбата содрогнулся невольно при мысли, что ему и эту ночь придется провести в лесу. Одиночество казалось ему теперь невыносимым. Он начал громко кричать, не надеясь, что его кто-либо услышит, а просто для того, чтобы подбодрить себя. Причудливое эхо передавало его крики, и Зыбате казалось, что он не один в этом страшном лесу. «Неужели мне придется погибнуть здесь? — думал юноша. — Или Бог христиан, указавший мне этот путь, покинул меня и желает меня погубить, как и наш Перун?.. Быть этого не может. Бог христиан добр и милостив… Хочу любить Его, хочу узнать Его».
Сколько времени прошло, Зыбата не знал. Он то впадал в забытье, то начинал, открыв глаза, изумленно оглядываться по сторонам, не узнавая места, где он находится. Голова его горела, губы запеклись, во рту и в горле было сухо его начало лихорадить. Воображение рисовало ему всевозможные картины. То ему казалось, что он сидит с друзьями в просторной горнице дома своего отца и пьет вкусный мед, приготовленный его матерью, то вдруг Зыбате чудилось, будто он лежит у чистого ключа и, жадно приникнув к нему воспаленными губами, пьет студеную воду, пьет — и напиться не может… Но сознание возвращалось к нему, и Зыбата опять видел пред собою ужасную действительность.
Вдруг где-то далеко раздался громовой раскат. Зыбата сразу ожил. Он спасен! И снова душа юноши наполнилась благодарностью к доброму Богу, который посылал эту грозу.
Гром ударил ближе, небо потемнело, совсем низко над лесом понеслись, как клубы густого дыма, темные грозовые тучи, упало несколько крупных дождевых капель. Сердце Зыбаты забилось надеждой и радостью.
Сверкнула огненной змеей молния, и над самой головой Зыбаты загрохотал громовой раскат. Хлынул дождь. Юноша подставил сложенные ладони рук и с безумным восторгом пил накоплявшуюся в них воду. Дождь обливал его с головы до ног, но это было только приятно Зыбате. Жажда была утолена, вместе с этим возвратились силы. Дождь освежил Зыбату, вернул ему бодрость; юноша досадовал лишь на то, что не во что ему было сделать запаса воды.
Гроза промчалась так же быстро, как и налетела. Молния еще змеилась на темном небе, но гром грохотал где-то уже совсем далеко. Воздух был чист и дышал ароматами леса. Зыбата ликовал. Ему так же, как и тогда, когда он нашел тропу, казалось, что он уже спасен, и он решился, несмотря на темноту, идти дальше. Встреча со зверями его не пугала. Топор оставался при нем. Да и ночь после грозы обещала быть лунной, светлой. Зыбата пошел. Действительно, луна, полная, ясная, скоро засияла на небе и залила своим кротким светом лес и тропинку, по которой брел юноша. Идти было легко, налетавший то и дело ветерок приятно обдавал Зыбату своею прохладою.
Наконец тропинка уперлась в лесную прогалину. Сначала Зыбата испугался. Ему показалось, что он опять вышел на ту же самую поляну, но он сейчас же увидел, что это совсем другое место. Прямо на против Зыбаты, на другой стороне ее, виднелась маленькая избушка, ярко освещенная лунным светом. Вдруг он почувствовал, что голова его стала тяжелой, все тело горело, как в огне, а ноги отказывались идти. Сделав над собой невероятное усилие, юноша шагнул вперед, его шатало из стороны в сторону.
«Не огневица ли у меня», — невольно подумал он.
Зыбата сделал еще несколько шагов вперед и тут же почувствовал, что далее идти не может. Он хотел крикнуть — язык отказывался повиноваться ему, он сделал еще шаг и без чувств повалился на влажную после дождя землю.
