— Отчего же ему не сесть в Новгороде?
— Святослав, он так юн еще!
— Я дам ему Добрыню в пособники.
— Новгород и вся Ильменская земля полна язычников.
— Я забыл, мать, что ты уже христианка.
— Да, я христианка, и молю Господа моего, чтобы он и тебя просветил, чтобы и ты стал христианином. Святослав, крестись, умоляю тебя!
Князь покачал головой и сказал:
— Нет, мать, не будет этого, быть не может!
— Отчего?
— Поздно, мать… Потом же я задумал одно дело.
— Скажи какое, сын?
— Мне Киев давно уже скучен, я не хочу оставаться в нем. Простору здесь мало, воли мне мало.
— Что же ты думаешь?
— Уйду с Днепра!
— Куда?
— На Дунай! Там простор, приволье.
Ольга покачала своей седой головой.
— Дай мне умереть сперва, — сказала она.
— Нет, мать, ты должна жить. Ты будешь править Русью за меня. Ярополк, Олег, Владимир будут твоими помощниками; остальным сыновьям тоже дам земли, воды и народу, и все они будут у меня править Русью, а ты станешь над ними. Вот что, мать, собирай Владимира. С виду он красная девица, посмотрю, какой он будет в бою. Прощай, мать.
Ольга знала, что удерживать сына бесполезно.
— Ты пойдешь на Дунай с Владимиром? — спросила она. — Не рано ли ему?
— Нет, я спущусь по Днепру. Есть у меня на низовьях дело. Мне бы поглядеть только, каков Владимир, а там, если не надумаю взять с собой, сделаю так, как говорил тебе. Прощай же.
Дня через два струги с дружинами князя уже плыли вниз по Днепру. Владимир был с отцом. Бабушка нежно простилась с ним. Юноша до слез был тронут той лаской, той нежностью, с которыми старая княгиня проводила его до струга, но лишь только он очутился в кругу воинов, новые впечатления овладели им.
Поход был не из трудных. Восстало одно из племен, живших в низовьях Днепра, и если князь Святослав пошел на непокорных сам, то лишь для того, чтобы посмотреть, каков будет в схватках его сын, которого он так долго не замечал.
И юный Владимир доказал себя воином, не уступающим в доблести даже старым, испытанным соратником своего отца. Во всех сечах он был первым; когда же возмутившиеся были укрощены, он выказал себя и мудрым правителем, сумевшим так очаровать побежденных, что они просили у Святослава оставить им своего сына правителем. Но у князя были уже планы относительно сына Малуши, и, покончив с подавлением мятежа, он, побывав в Дунайских гирлах, поспешил вернуться в Киев.
До древней столицы южной славянщины оставался всего только один переход, когда князь решил дать отдых своей дружине и причалил к берегу свой струг.
Едва только раскинулся лагерь, несколько юношей, товарищей Владимира, начали собираться на охоту в черневший на горизонте лес. Не сиделось молодцам, так и кипела молодая кровь. Вечно бы скакать им стремглав в погоне за турами, вечно бы выслеживать медведя, вечно бы переживать мгновения смертельной опасности.
Владимир с завистью смотрел на сборы своих сверстников. Ему страстно хотелось присоединиться к ним, но отец приказывал остаться, и юноша не осмелился ослушаться.
Среди собравшихся юношей особенно выделялся Зыбата. Он был еще очень молод — всего только восемнадцатую весну пережил он. Тем не менее в юноше уже чувствовался настоящий богатырь. Роста он был среднего, но широк в плечах и высок грудью. Голубые глаза смотрели ласково и приветливо. Легкий, едва заметный пушок появился уже на подбородке и на верхней губе, густые белокурые волосы низко спускались густой волной на плечи. Уже по этому было видно, что Зыбата не пришлый варяг, а природный славянин. Варяги носили чуб или связывали волосы в косу, славяне же, в особенности днепровские, всегда отпускали волосы, считая это лучшим украшением мужчины.
Впрочем, при Игоре и Ольге уже не было особенного различия между славянами и пришельцами: и те, и другие жили в мире, и если между ними происходили ссоры, то это было вовсе не последствием распрей, а только результат мимолетных вспышек. Зыбату же все среди варягов любили, как своего. Юноша был ласков и почтителен со старшими, справедлив и уживчив со сверстниками. В боях он показал себя удальцом, не уступающим в доблести дружинникам Святослава, но в то же время он отличался неизмеримой добротой к тем, кто был слабее его.
