…Говоря о сочинении М.Любимова, нельзя было обойти вопрос о его читательском восприятии. Но суть дела не в этом. На мой взгляд, сей сатирический «мемуар-роман» – явление яркое и примечательное.
Преподнесенное в романе как реализация замысла Андропова беспощадное внедрение в Россию капитализма ради того, чтобы затем народ уже окончательно избрал социализм, – это, разумеется, чисто сатирическое, во многом гротескное изображение того, что происходило в стране за последнее десятилетие. Но с полным основанием можно утверждать, что именно такова – в основе своей – воля самой истории. Ведь именно так шло дело и после великих революций в Англии и Франции: самый решительный ход назад, восстановление монархии и феодальных привилегий, безоговорочные проклятия по адресу революции и всех ее последствий, а затем все же – окончательное утверждение нового экономического и политического строя, основы которого заложила революция. И те, кто сегодня особенно активно и «радикально» пытаются «строить» в стране капитализм, в будущем так или иначе будут вынуждены признать, что на деле-то они «поработали» на окончательное торжество социализма, то есть являлись деятелями, вполне подобными героям сочинения Михаила Любимова. Да, герои «освобождения цен», «приватизации» и прочего в конечном счете поймут, что – несмотря на весь драматизм или прямую трагичность нашего времени – они-то были – подобно английским и французским «реставраторам» – прежде всего комическими фигурами, полностью готовыми стать прототипами героев самой язвительной сатиры. А «Операция „Голгофа”» изобразила их таковыми уже сегодня.
Но идея разыгрывать легковерное население не могла пройти мимо нашего телевидения. И вот известный видовец Андрей Разбаш пригласил меня в маске в студию и, играя перепуганной мордой лица, взял интервью по поводу возглавляемого мною заговора (вариант «Голгофы»). Выступая как некий Игорь Львович, я бойко рассказывал о деталях операции, изрядно напугав некоторых слушателей, решивших, что произошел переворот. Были даже звонки из Киева, от ждущих, когда же в город войдут наши танки…
Поскольку ко мне пришла слава Нострадамуса, позволю себе напророчить время, когда начнется истерия борьбы со всеми бывшими чекистами, разведчиками, контрразведчиками и даже охранниками. Представляю собственную эксгумацию с закладыванием праха в пушку и залпом в синие небеса. И всего лишь за то, что я имел счастье касаться стопами коридора, по которому после моей отставки проходил еще молодой оперативник Владимир Путин. Действительно, наш англо-скандинавский отдел находился на одном этаже с германским – вот как нам несказанно повезло!
И все-таки мы живем в прекрасной стране.
У меня много долгов и никакого имущества.
Все остальное раздайте нищим.
Франсуа Рабле
…Хрипловатый голос сообщает по радио, что двери закрываются, и двери действительно закрываются, и электричка, словно мировая история, движется вперед, набирая скорость, вперед и вперед – к лучшему.
Я люблю электрички, там люди выключаются из бурного бытия, с лиц спадает пелена суеты, они смягчаются, кто погружается в думы или, не мигая, разглядывает привычные пейзажи за окном.
Входит нищий инвалид и заводит тюремную песню, оживают сердобольные старушки, пьяные поднимают головы и вслушиваются в тягучие слова, а нищий с протянутой кепкой бредет меж скамеек, благодарит и желает всех земных и неземных благ. Старый пенсионер вздыхает громко по поводу нравов, женщина прижимает бледного ребенка к груди, две тетки в один голос сетуют на цены, у хмыря в кепке шумно бурчит живот. Воробей-путешественник спросил у полузамерзшего волка, зачем он живет в таком скверном климате. «Свобода, – ответил волк, – заставляет забыть климат». Я тоже волк. Мне холодно, но я не хочу в прежний климат. Я одинок, но в электричке вдруг ощущаю сопричастность своему народу (особенно нелепо это звучит, если представить, как жмут бока и плюются от злости), поразительное чувство одной судьбы. Патриот я или либерал? Ха-ха! Солж говорил, что настоящий патриот не только любит свою Родину, но и испытывает стыд за нее. Мне это ближе, но я никогда не задумывался над сим вопросом. Я – часть своей Родины. Хочется быть Александром Сергеевичем: «отечество свое я ненавидел, но я Голицыну увидел… и я пленен отечеством своим». Шутил старик.
