Крепко уцепившись за бабушкин локоть и прижавшись к нему щекой, Варенька внимательно слушает сказку. Когда начинает одолевать страх, она, приподняв лицо, встречается взглядом с добрыми бабушкиными глазами, ласково глядящими сквозь очки, и облегченно улыбается. Если бабушка дома, да еще рядом, Варенька ничего не боится! Но в темный угол за шкафом, куда тусклый свет от лампы почти не достигает, девочка вес же поглядывает с опаской и ближе придвигается к бабушке.
— Однако медведь не поверил, — продолжает Ульяна Гавриловна, — полез под лавку и нашел там сиротку. «Если ты к утру тыщу блинов не спечешь мне, я тебя съем», — сказал он и лег спать.
Вареньке не терпится узнать, что было дальше.
— Сиротка убежала? — допытывается она.
— Нет. Медведь был хитрый, запер дверь.
— А я бы в окно…
— А он запер и окна, — говорит бабушка и вздыхает. — Закручинилась сиротушка, а мышка ее успокаивает: «Одной тебе, конечно, не осилить, а вдвоем мы к сроку справимся». Утерла девочка слезоньки и принялась за работу. Утром медведь проснулся, а на столе вся тысяча блинов выставлена. Подивился Михаил Потапыч, однако поблагодарил сиротку и наделил ее богатыми дарами.
Варенька довольна, что сказка так благополучно кончилась. Она улыбается, закрывает глаза, сладко потягивается и тут же засыпает.
Долго и задумчиво глядит Ульяна Гавриловна на свою внучку и будто спрашивает: «Что ждет тебя, родимая?..»
Наступил памятный всем май…
В это утро Елизавета Васильевна возвращалась со смены словно на крыльях. По ступенькам лестницы, освещенной сквозь высокие окна яркими лучами весеннего солнца, она поднималась не по годам быстро. Повернув ключ в замке, отперла дверь, в коридоре метнулась к своей комнате, но тут же свернула к комнате Ульяны Гавриловны и вбежала, не спрашивая разрешения.
— Война, кончилась! — возбужденная радостью, сообщила она и, пробежав мимо Ульяны Гавриловны, помогающей Вареньке одеваться, широко распахнула окно.
Комната сразу наполнилась веселыми голосами, смехом и песнями. Откуда-то издали доносился ухающий басами и барабаном марш.
Кое-как натянув платье, Варенька взобралась на подоконник.
Внизу по улице шли оживленные толпы людей. Они заполнили тротуары и дорогу, по которой, стиснутый со всех сторон людским потоком, непрерывно сигналя, пробирался грузовик.
— Бабушка, это опять Первое мая? — припомнив недавнюю демонстрацию, спросила Варенька.
— Нет, внученька, это праздник Победы, — смеясь и в то же время глотая слезы, ответила Ульяна Гавриловна.
— Победы? — не поняла девочка. — Какой победы?
— Нашей! — Ульяна Гавриловна сняла внучку с подоконника и сказала: — Давай быстренько покушаем и пойдем посмотрим, что делается в городе.
Такое предложение Вареньку вполне устраивало. Через полчаса они уже были на площади. Молодежь танцевала здесь веселую полечку. Ухарски играл на гармошке паренек с веснушчатым лицом.
Спустя несколько дней бабушка повела Вареньку на станцию.
К перрону, заполненному народом, медленно приближался железнодорожный состав, украшенный плещущимися на ветру красными флагами и свежими зелеными ветками. На могучей груди паровоза четко выделялась крупная надпись, начертанная на гладко растянутом кумаче:
«Слава советским воинам-победителям! Миру — мир!»
Мир!.. Это слово слышалось всюду, много раз повторялось каждым. Оно выражало самые лучшие, самые сокровенные надежды людей и поэтому произносилось всегда трепетно, с любовью.
Поезд еще не остановился, но из вагонов начали выскакивать солдаты и офицеры. К ним бросились встречающие. Ах, сколько здесь было волнующих сердце встреч! Крики, смех, рыдания, говор, музыка, свистки паровозов слились в одну мощную торжественно-радостную симфонию. Улавливались только отдельные выкрики.
— Васенька! Васенька! — всхлипывала женщина, одетая в серую вязаную кофточку, и, судорожно схватив руками голову мужа, осыпала поцелуями его загорелое лицо.
А рядом, припав к груди сына, громко плакала счастливая мать.
— Сыночек мой! Сыночек!..
Роняя цветы на перрон, стремительно бежала девочка, вытянув руки навстречу торопящемуся отцу:
— Папа-а!..
