— Клара сказала, ты собрался уезжать? — спросил отец.
— Через три дня, — мрачно сказал Вильфред, — Я уеду через три дня. А пока поживу у Эльзы.
— Ты уже знаешь, куда тебя направят?
— Знаю. Но это секретная информация.
Отец понимающе закивал.
— Но… Они ведь не пошлют тебя снова на восточный фронт?
Вильфред усмехнулся.
— Если я погибну, ты будешь получать за меня пенсию.
— Значит все-таки… — пробормотал отец, и вдруг встрепенулся, — Они не имеют права! Ты уже воевал! Ты был ранен! Ты едва не погиб!
Вильфред молчал, он мог бы сказать — нет, его отправляют отнюдь не на фронт, всего лишь в мирную и безопасную союзную Румынию, где его жизни ничего не будет угрожать. Но он молчал. Может и правда старик волнуется? Теперь — когда по-настоящему осознал, что может потерять его. Ну, нет, это вряд ли.
— Вилли, ты еще не совсем оправился. Прошло всего две недели с тех пор, как тебя выписали из госпиталя. Они говорили, что тебе полагается, как минимум, месяц отпуска. Они говорили — что ты герой, что ты заслужил хороший отдых, что твоя дивизия теперь до конца войны будет проходить службу во Франции… Вилли, позволь… Позволь, Клара перевяжет тебе руку.
Отец хотел коснуться его плеча, но Вильфред резко шагнул назад и отвернулся к зеркалу. Лицо испуганного мальчишки было расколото на части и перепачкано кровью. Нет никакого мальчишки. Нет!
— Тебе надо бы показаться врачу, — проворчал отец, на минуту снова становясь самим собой, таким, каким Вильфред помнил его, — После фронта у тебя нервы ни к черту. Ты ненормальный, Вилли! Я знаю, ты снова попросился добровольцем — туда! Снова! Ты снова собрался воевать, хотя никто тебя не принуждает! Ты можешь сказать мне — почему?! Ты уже выполнил долг! Сполна!
Вильфред молчал, глядя куда-то мимо отца. А отец ждал, в самом деле ждал ответа на это свое «почему». Ну, не странно ли? Разве это не он хотел доказательств, постоянных доказательств его храбрости? Но, в любом случае, это все не для него, теперь уже — не для него.
О да, снова! Вильфред действительно хотел на фронт снова, но ему отказали. Отказали! Потому что тоже считают, что он псих! Что ему нужен отдых! Нет… Не псих, — трус! Они знают, что он трус, они просто знают это, и считают, что восточный фронт не для таких, как он. Восточный фронт — для настоящих мужчин.
Вильфред скрипнул зубами.
Что он будет делать в Румынии?! Он — танкист?! Будет охранять секретный завод? Или аэродром? На танке… Нет, конечно, им сказали, что все это ненадолго, отдохнуть, придти в себя, физически и психологически подготовиться к тому, чтобы снова идти на фронт. Что это лучше, чем просто сидеть дома и отдыхать, когда идет война и каждый солдат так нужен Рейху. В конце концов, после войны в Югославии их дивизия уже отдыхала в Австрии. Не понятно, правда, от чего отдыхала: война в Югославии была увеселительной прогулкой, победным машем, по сравнению с тем, что ждало их потом в России. Вторая танковая дивизия, где с начала войны служил Вильфред в составе группы армий «Центр» воевала под Смоленском, Прилуками, а потом — под Москвой. Вот это была война. Та самая война, о которой Вилли мечтал все эти годы! Обмороженные пальцы и уши… Бесконечные снежные просторы… Все в мире замерло и как будто мертво. Да, смерть тогда шла за ними по пятам. И многих нашла в той битве. С начала войны армия Вермахта впервые остановилась и отступила на шаг назад. Под Москвой… Дикой и страшной зимой. В дикой и страшной стране. Остановленная практически голыми руками этих невероятных — диких и страшных людей. Единственных достойных врагов…
В той битве Вторая Танковая поредела чуть ли на наполовину. Вилли тогда не получил ни царапины. Свои пули и свои ожоги он получил довольно глупо, в какой-то случайной стычке с русскими танками зимой этого года, под Харьковом. Его танк подбили, а когда Вилли пытался его покинуть — его еще и расстреляли из автомата. Почти в упор. Хорошо, что то сражение они не проиграли, разбили русских под чистую. Хорошо, что его вовремя нашли. Хорошо, что будучи раненым он все же не потерял сознания, не запаниковал и сумел сбить с себя пламя, — должно быть сказался опыт пожарника. Иначе обгорел бы сильнее. Возможно, просто сгорел бы заживо.
