А сегодня он смотрела на себя в зеркало, смотрел себе в глаза и видел в них панику. Видел радость от того, что Румыния так далеко от фронта… Солнце светило ярко, согревало, ласкало и успокаивало, солнце шептало Вильфреду, что в этом мире нет теней, что все злое и страшное спряталось так далеко, что и не разглядеть. В какой-то момент Вильфред подумал, что и правда сходит с ума. Надо идти. Сейчас — к Эльзе. Потом — ехать в Будапешт, выполнять приказ и не думать больше ни о чем. Он солдат, это очень удобно и просто — быть солдатом.
Страх нельзя победить. Но он будет с ним бороться. Сейчас — как всегда. Все повторяется и будет повторяться бесконечно до самой смерти. И каждый раз Вилли будет побеждать. Он знает, как это делать…
1
Кровь девочки насытила и слегка опьянила графа. Ему было так хорошо сейчас! Это блаженное состояние ведомо только сытым вампирам. Люди пытаются достигнуть его с помощью спиртного, наркотиков или секса, но… Все перечисленное — лишь жалкая имитация. Сытость вампира — вот высшее блаженство.
Граф шел через заросший сад. Ночь была прекрасна. Банальные слова, но они вместили в себя и нежное тепло воздуха, и бархат неба, усыпанного алмазами звезд, и яркое свечение звездочек жасмина, и призрачное мерцание ранних роз на кусте.
Граф упивался ароматами цветов. Сладость жасмина, парфюмерная изысканность роз, и тонкое благоухание невидимых во тьме ночных фиалок, и влажная листва, и земля, и даже пыльца деревьев — все смешалось в единый пьянящий букет. Вот странность: вампиры не дышат — но запахи различают тоньше, чем даже самые чуткие из живых существ. Со стороны старинной мраморной скамьи дохнуло тонким ароматом женщины, живой женщины, недавно сидевшей здесь. И более грубым — яблочного пирога с корицей. Граф подошел к скамейке. На ней лежали бархатная подушечка, книга и тарелочка с пирогом. Граф улыбнулся. Лизелотта! Вот кто тут был! Она забыла книгу на скамейке. Дед позвал ее, и она убежала, бросив недочитанную книгу и еще нетронутый пирог. Непростительная ошибка… Если бы не книга, граф не заинтересовался бы ею.
А книга… Старинное издание Шиллера. «Коварство и любовь». В бархатном переплете, с золотым обрезом, с изысканными гравюрами.
Когда-то он любил книги.
Он уже давно не читал — ему достаточно было читать в крови людей их мысли, их жизни — но сейчас ему вдруг вспомнилось… Как это было, когда он еще не стал вампиром.
Он взял книгу в руки. И почувствовал ту, которая держала эту книгу до него. Она оставила на страницах влажные следы своих пальцев. Невидимые для всех — но ярко-осязаемые для вампира следы. Держа книгу в руках, граф почувствовал эту женщину. Вспомнил, что видел ее мельком, но не заинтересовался. Она показалась ему слишком невзрачной. Но сейчас он ощущал ее всю, как если бы она сидела рядом — нет, как если бы она лежала в его объятиях! Легкость ее худенького тельца, косточки, как у птички, нежную сухую кожу, короткие пушистые кудряшки… Она нездорова — последствия долгого пребывания в гетто и еще более долгого нервного напряжения. Она боится! Да, боится! Граф невольно облизнулся и почувствовал, как вспыхнул только что утоленный голод. Для вампира нет ничего слаще страха. Он наслаждается тем страхом, который внушает жертве его приближение. Но это слабый страх. Как пивной хмель. Обычно на долю вампира достается только такой вот легкий предсмертный ужас…
Страх, выпитый сегодня вместе с кровью девочки, был сильнее и вкуснее. Она почти не испугалась вампира. Потому что она боялась уже до того. Боялась бомб, падавших на ее город. Боялась чужих солдат с мерзкой гавкающей речью, ворвавшихся в ее дом. Когда граф пил кровь девочки, он читал ее прошлое, ее жизнь, ее страхи. Ужас, когда под ударами прикладов упал ее отец и чужие солдаты выволокли его из квартиры. Невыносимое страдание, когда чужие солдаты расстреляли бабушку и младшую сестричку. Мучительный страх в тюрьме. Яростный страх, когда ее разлучили с матерью. Все это придавало ее крови все новые вкусовые оттенки.
Но страх женщины, читавшей вечером в саду эту книгу, был глубже, изысканнее. Она начала бояться давно, еще в детстве. И не прекращала бояться ни на миг. Вся ее жизнь была непрекращающимся страхом! Редкий случай. Редкая удача. Должно быть, кровь ее необычайно вкусна. Кровь девочки покажется всего лишь игристым молодым вином, когда ему удастся попробовать кровь этой женщины — кровь, подобную драгоценнейшему коньяку столетней выдержки, позабытому в дальнем углу винного погреба, случайно найденному, поданному к столу в золотых кубках, вовсе не предназначенных для коньяка, потому что коньяк следует пить малыми порциями…
