Но подлец-любовник лишь громко рассмеялся и, подобно греческому божеству, милостиво снисходящему к простому смертному, пафосно произнёс:
– Пусть его смерть будет предупреждением для всех, кто осмелится стать между нами!
Этот внешне блестящий и по-театральному пошлый жест так очаровал Мадлен, что она, отбросив в сторону свои страхи, покорилась своему «спасителю». Перебросив девушку через плечо, словно косулю на охоте, он под торжествующие и сальные шуточки своих людей легко перенёс драгоценную ношу на «Ла Фудр». Её отважный брат попытался вмешаться в эту романтическую сцену, но Каузак успел врезать ему по затылку кулаком и крепко связать руки.
А пока капитан Левасер наслаждался в каюте улыбками своей дамы, его лейтенант занялся подробным учётом плодов героической победы. Голландскую команду пересадили в баркас, велев убираться к дьяволу. К счастью, несчастных оказалось не более тридцати человек, и судёнышко, хотя и перегруженное, смогло их вместить.
Затем Каузак оставил на захваченном корабле двадцать пиратов, приказав им следовать за «Ла Фудром». Настроение у бретонца было самое что ни на есть прескверное. Риск, которому они подвергались, захватив голландский бриг и совершив грубое насилие над членами семьи губернатора Тортуги, ни на грош не соответствовал копеечной ценности полученной добычи, о чём он напрямую и доложил капитану.
– Заткни своё мнение в задницу и держи при себе! – грозно ответил негодяй. – Неужели я настолько глуп, что сунул свою башку чёрту в зубы, не зная, как её оттуда вытащить? Веди судно к острову Вихрен Магра. И пусть ко мне в каюту притащат этого юного щенка д’Ожерона!
Сам Левасер с улыбкой вернулся к счастливой по самые уши дурочке.
– Надеюсь, наша лямур ещё не пердю?[34]
Через минуту к ним привели и её младшего брата. Капитан приветственно махнул ему рукой, не вставая с места, но мадемуазель д’Ожерон сразу же спрыгнула с колен возлюбленного.
– Это лишнее, – она указала на связанные руки брата.
– Вынужденная необходимость, – задумчиво ответил Левасер. – Понимаешь, мышка, он вёл себя, как бешеный вампир, бросаясь на моих людей. Если только твой братец даст мне слово…
– Ничего я тебе не дам! – пылко воскликнул храбрый юноша.
– О мой милый Анри, покорись же ему! – тупо улыбаясь, попросила девушка. – Ты ведёшь себя не как мой милый дружок. Зачем ты пытаешься противиться моему счастью?
– Моя маленькая глупышка, – ответил брат, хотя слова «большая дура» более подходили бы к ней, так как сестрица была значительно крупнее его самого, – маленькая глупышка, неужели я мог бы называться твоим другом, если бы унизился до разговора с этим мерзавцем?
– Спокойно, спокойно, молодой петушок! – засмеялся Левасер, но его смех не сулил ничего хорошего. – Как бы тебе не попасть на сковородку…
– Одумайся, сестра, – упёрся Анри, – вспомни, сколько человек уже погибло из-за твоих постоянных влюблённостей во всяких моральных уродов! Неужели ты можешь верить этому поганому псу, родившемуся в канаве и проклятому собственной матерью?
В ответ Левасер, не задумываясь, вмазал юноше кулаком в лицо. Правда о себе его мало интересовала, он и без того прекрасно понимал, кто он есть, но его это вполне устраивало.
Прекрасная мадемуазель д’Ожерон не сумела сдержать вырвавшийся крик, а её брат отлетел аж к переборке. На его разбитых губах мелькнула презрительная улыбка.
– Смотри, он бьёт мужчину, у которого связаны руки, – отметил юный д’Ожерон, – любуйся его фальшивым благородством, сестричка…
Эти простые слова разбудили в Левасере яростный и даже в чём-то сексуальный гнев, всегда дремавший в несдержанном, вспыльчивом французе.
– А что бы ты сделал, юный щенок, если бы тебе развязали руки? Отвечай мне! Что бы ты сделал, пустозвон, мерзавец, подлец, проти-и-ивный…
Далее хлынул поток слов и предложений, точного значения которых девушка, разумеется, до конца не знала, но как-то могла догадаться об их грязном и гнусном смысле.
Она смертельно побледнела и заревела белугой от ужаса. Опомнившись, Левасер распахнул дверь и одним махом вышвырнул её брата из каюты.
– Бросьте этого красавчика подонка в трюм! Я займусь им позже, – приказал он, после чего, заискивающе улыбаясь, обернулся к девушке. Но сейчас с её глаз словно упали лошадиные шоры. На нежном личике вдруг отразились страх и отвращение. Кажется, Мадлен наконец въехала…
