— Ты смеешь угрожать мне? Мне, твоему отцу?
— Если вы сделаете еще хоть шаг, я точно выстрелю! Клянусь!
— Слабо верится. Оружие проржавело! Несчастная дура!
Мой палец коснулся спуска, барабан провернулся, в тишине мы ясно расслышали легкий щелчок, курок встал на взвод. Отец побелел и уставился на меня круглыми глазами.
— А вот мне не кажется, что он проржавел, и очень не советую вам рисковать. Отойдите!
Отец отступил на три шага и встал за кровать.
— Не пытайтесь пойти за мной. Ни вы и ни кто другой.
Я схватила коричневую бархатную сумку с драгоценностями матери и, держа отца на расстоянии нацеленным револьвером, взяла свою накидку и вышла из комнаты, заперев его там на ключ. Его черед. Поль выскочил из гостиной с газетой в руке.
— Маргарита, что происходит?
Я не ответила. Вышла из дома и забросила ключ в гущу цветов.
* * *
Письмо Тео к Винсенту, 1 июля 1890 г.
"Не морочь себе голову беспокойством обо мне или о нас, старина, знай, что моя самая большая радость — это когда ты чувствуешь себя хорошо и пишешь свои замечательные картины. В тебе и так огня с избытком, у нас еще хватит сил на долгие битвы, потому что мы будем сражаться всю нашу жизнь, не прося овса милосердия, какой дают старым лошадям в богатых домах. Мы будем тащить нашу телегу, пока она окончательно не застопорится, и с восторгом смотреть на солнце или луну — в зависимости от времени суток".
* * *
Я отправилась на поиски Винсента, обошла все места, где он любил пристраивать свой мольберт, но их было столько, что я бродила по кругу; опять стояла знойная жара, и в то воскресенье вокруг не было ни единой живой души, способной указать мне направление, сказать, не видели ли его где. Мной овладевала паника при мысли, что я могу не найти его, никогда его не увидеть, но я поклялась не отступать, даже если придется дойти до Парижа или Бретани. Может, он остался в холодке, в деревне. Я уже собиралась вернуться на постоялый двор, когда заметила его на дороге в Шапонваль, спрятавшегося от солнца в наполовину обвалившейся хижине. Сначала я увидела его мольберт; он писал пшеничное поле, расстилавшееся в долине — поле волнующееся и неспокойное, словно под порывами бури, хотя не было ни дуновения ветерка и колосья стояли неподвижно. Кстати, писал — это не совсем точное слово, скорее, он боксировал с полотном своей кистью, нанося круговые синеватые мазки там, где перед моими глазами простиралась, насколько взгляда хватало, лишь золотистая гладь. Я подошла ближе и застыла, глядя, как он создает картину, я слышала его прерывистое, нервное дыхание, он был похож на художника, изо всех сил спешащего закончить работу, настолько его движения были быстрыми; иногда он останавливался, опустив руки, его не интересовало поле, он пристально вглядывался в полотно, потом снова бросался в бой, так и не взглянув на пшеницу.
Не знаю, сколько времени я простояла там, глядя на мужчину моей жизни и пытаясь понять, по какой причине я так увлеклась этим маляром. Как я смогла влюбиться в такого типа? И забыть всю свою гордость и самолюбие ради человека, который отталкивал и игнорировал меня, который не был ни красив, ни привлекателен, беден, как Иов, не интересовался и не говорил ни о чем, кроме живописи, как если бы она была единственной темой на свете, достойной разговора. Я помню, как именно в тот момент спросила себя, не совершаю ли я ошибку, не была ли наша связь изначально обречена и не стоит ли мне отправиться обратно и присоединиться к своим на обеде у Секретанов. И как раз в это мгновение он обернулся с кистью в руке и обнаружил меня, стоящую в десяти шагах.
— О, Маргарита! Как приятно тебя видеть. Когда ты вернулась?
Он снял свою фетровую шляпу и вытер лоб обшлагом рукава. Я почувствовала, как задрожали ноги и по спине пробежал холодок.
— Вернулась откуда?
— Твой брат сказал мне, что ты уехала отдохнуть на море в Нормандию. Меня это немного удивило, но…
— Я никуда не уезжала, Винсент. Я не выходила из дома. Это, наверно, отец… А разве мой брат не передавал вам моих писем?
— Каких писем? Я встречал твоего брата раза два-три, но он мне ничего не давал и ничего не говорил, только однажды сказал, что ты уехала. Что случилось? Почему ты молчала?
