Что-то блеснуло на рукаве. Дорожкин подошел к окну и снял с коричневой ткани волос. Он отливал золотом, конечно, не был золотым, но светился у северного окна дорожкинской квартиры так, словно отраженный солнечный луч все-таки нашел дорогу в хоромы младшего инспектора.
— Осторожно, господин детектив, — прошептал Дорожкин, пропустил волос, который тут же завился кольцами, между пальцев и сунул его в прозрачный пакетик. — Следствие начинается.
Фим Фимыч встретил появление Дорожкина на лестнице стоя, нацепив по этому случаю невесть откуда взявшуюся офицерскую фуражку и приложив крохотную ладонь к виску. Дорожкин раскланялся с консьержем, скромно потупившись, выслушал уместные и не слишком уместные славословия и собрался уже было к выходу. Но Фим Фимыч спрыгнул с табуретки, которая прибавляла ему роста и солидности, и выкатил из-за стойки сверкающий бронзовым металликом велосипед.
— Держи, дорогой. Санек расстарался как никогда. Еще и какие-то извинения принес. Работает этот шедевр отечественного велопрома от ножного привода, но работает бесшумно и легко. Скоростей всего с десяток, но все рабочие. Справишься. В подсумке визитка мастера, скидка на установку моторчика, но насчет моторчика я тебе не советую. От розетки больше чем на длину удлинителя не отъедешь, а все попытки Санька протянуть по городу электролинии Адольфыч отвергает. И правильно делает.
Фим Фимыч прыснул хохотком, а Дорожкин выкатил действительно сверкающий новее нового велосипед на улицу и тут же его оседлал. Впрочем, и после обзорной экскурсии с Ромашкиным Дорожкин понял, что народная мудрость не лгала: разучиться ездить на велосипеде, равно как и разучиться плавать, было невозможно. Но не на всяком велосипеде езда была способна доставить такое удовольствие. Педали крутились легко, колеса бежали ровно, в лицо ударял прозрачный октябрьский ветерок, развеивая в пространстве последние крохи осеннего тепла, шины шуршали чуть слышно. Мокрые после ночного дождя, облепленные желтыми листьями дома Кузьминска казались смешными, каменные чудики на их стенах — жалкими.
Дорожкин выехал на Советскую площадь, разминулся с маршруткой, подумал, глядя на четыре кафешки, что, пока не доест плов, не пойдет ни в одну из них, и покатил вниз по Октябрьской. У телеграфа он остановился, с некоторым сожалением слез с железного чуда и вошел внутрь, где потратил некоторое время, чтобы придумать разумное объяснение внезапному переводу крупной суммы. Ничего умнее: «Мама, меня премировали за хорошую работу» — ему придумать не удалось. Дорожкин заполнил квитанцию, передал пачку купюр толстой телеграфистке, получил чек и шагнул к стеклу, за которым целый месяц висело объявление, что интернетчик заболел, а теперь маячила какая-то громоздкая фигура.
— О! И ты здесь? — послышался изумленный голос старого знакомого.
Интернетчиком стал График Мещерский.
Глава 10
Причины и обстоятельства
— Ты знаешь, я даже рад тебя видеть, — бухтел Мещерский, вышагивая вслед за Дорожкиным вверх по Октябрьской. — Нет, я понимаю, что народ тут приличный, городок уютный, мне Адольфыч в общем и целом ситуацию с его режимностью прояснил, но некоторая нехватка знакомых рож слегка напрягала.
— Ты же вроде бы с женой сюда перебрался? — поинтересовался Дорожкин, придерживая велосипед рядом и почти физически страдая, что не может запрыгнуть в седло и разогнаться по пустой улице.
— Знаешь уже? — покосился на Дорожкина Мещерский. — Да, с женой. Летом обженился, как раз перед твоим отпуском. Так вышло, Женька, поймешь когда-нибудь. Не в смысле, что вышло так, и потому женился, нет, так вышло в смысле, что повезло. Человек хороший попался. Я ей нужен. Вроде. И она мне нужна. Очень. Понимаешь?
— Да, — отчего-то почувствовал тоску Дорожкин. — Повезло.
— Именно! — обрадовался Мещерский, оглядываясь и качая головой. — Вот уже третий день здесь, а все никак не привыкну. Словно за границей, брусчатка всюду, чисто, дома такие… солидные. Рожи эти каменные на домах. Цены в магазинах, хоть перекупай товарец да волочи в Москву, озолотиться можно.
— Ты как попал-то сюда? — перебил Графика Дорожкин.
