— Дело не в бумаге. Работать некому. Инженер совсем плох. Со вчерашнего утра лежит наверху.
— Всё то же: грудь и кашель? — участливо осведомился Ремнев.
— Да… Должно быть, бедняга недолго протянет… Поговорите там в городе; нужно будет его кем-нибудь заменить.
— Я говорил уже… Нет людей — вот беда. Предполагали было назначить одного, важнецкий парнюга, из наборщиков, так тот нужен в пропагандистской группе… Впрочем, я завтра ещё раз скажу… Есть у вас что-нибудь для передачи?
— Нет, пока ничего не нужно… А вот возьмите рецепт — это инженеру лекарство… Раньше трёх часов дня листки не будут готовы. Занесу я сам. Вы к этому времени приготовьте лекарство. Возьмите деньги.
Мейчик порылся в ящике кассы и отсчитал несколько двугривенных.
— Ну, а теперь, уважаемый товарищ, — шутливо начал Ремнев, — давайте мне фунта два-три хлеба, да ещё чего-нибудь из съестного. Финансы мои иссякли…
Мейчик кивнул головой и молча отрезал большой кусок ситника. Прикинул его на весах. Отвесил также колбасы и всё это аккуратно завернул в бумагу.
Его тонкие, слабые и изящные, как у женщины, пальцы двигались плавно и уверенно. Он исполнял свою роль лавочника так просто и естественно, что можно было подумать, что человек этот с детства сроднился с прилавком.
— Спасибо… Так постарайтесь же оттиснуть возможно больше.
— Рахиль поможет набрать, я буду печатать…
Ремнев опять закутался в башлык.
— До свидания…
— Постойте! Значит, банкет завтра?
— Да, если только он вообще состоится. Наши возлагают большие надежды.
На нервном, выразительном лице Мейчика мелькнула страдальческая улыбка.
— Большие надежды! — покачал он головой. — Самообольщение и больше ничего. Не понимаю я этих банкетов. Все эти толки о «весне» кажутся мне странными, наивными и жалкими…
— Ну, ну, — добродушно рассмеялся Ремнев, — не волнуйтесь! Знаете поговорку: маленькая рыбка всегда лучше большого таракана. Банкет затевается грандиозный. Будет самый цвет интеллигенции. Начнутся речи. Тут-то мы и срежем этих буржуйчиков. Можно будет с большой выгодой использовать момент. Время самое подходящее… Нет, как хотите, а в воздухе действительно пахнет весной!
Глава IV. Тайная типография
Мейчик пожал плечами.
— Хороша весна: на два аршина снегу! Впрочем, что с вами толковать, вы ведь неисправимый идеалист. Но что думают господа-комитетчики, не понимаю, положительно не понимаю! Без арестов дело не обойдётся. Работников и без этого мало, а они рискуют и этими немногими. Это безрассудно!
Ремнев сдержанно улыбнулся и покачал головой.
— Какой вы, однако, брюзга, Мейчик, — заметил он. — Во всём вы ухитряетесь видеть только дурную сторону. Это узко и, простите, даже глупо.
Худое, некрасивое лицо Ремнева слегка порозовело. Как и всегда, лишь только речь коснулась партийной тактики, он вышел из рамок сдержанности.
— Вы только подумайте, Мейчик: завтра наша местная группа сделает первое открытое выступление. Ведь это не то, что говорить в немногочисленной кучке избранных. Завтра мы попробуем вылезти из подполья. А уж это большой шаг вперёд!
Мейчик нетерпеливо махнул рукой и оборвал разговор.
— Ну, хорошо…
Завтра в три я занесу вам листки. Прощайте!
Пора запирать лавку.
— Всего доброго!
Ремнев отправился домой.
Проводив его, Мейчик вышел на улицу, закрыл ставни окон и двери. Около калитки он по привычке остановился и прислушался.
Всё кругом было тихо и спокойно. Снег больше не падал…
Небо прояснилось.
…Смутно белели свежие сугробы. Откуда-то издалека доносился хриплый, отрывистый лай собак.
Мейчик поёжился от холода и взглянул на небо.
— Время за полночь, — пробормотал он, заметив положение Большой Медведицы…
Запер за собой калитку и вошёл в дом.
…Нижний этаж разделялся на две половины. В одной из них помещалась лавка, а другая, за неимением квартирантов, стояла заколоченной. В верхнем этаже жил сам Мейчик и его жена.
…Ещё с весны он арендовал этот дом вместе со всей прилегавшей к нему усадьбой.
Место было глухое, пустынное, на самом краю города. Домовладелец, обрадовавшись, что судьба послала ему выгодного квартиранта, назначил сравнительно невысокую арендную плату. Контракт был заключён на пять лет.
