Был спившийся с кругу частный ходатай по делам. Приказчик без места. Какой-то железнодорожный агент-движенец, приехавший в город по делу и неожиданно для себя запьянстовавший в этой милой компании.
Словом, публика друг друга стоила.
Для всех их точкой соприкосновения, связующим звеном являлась страсть к выпивке.
Характерная черта такой полуголодной, полупьяной богемы — это потребность общения с подобными себе.
Вот где вполне подтверждается пословица, что на миру и смерть красна.
Люди, наполовину искалеченные, выброшенные за борт; люди, утратившие веру в жизнь, в свои собственные силы, в лучшее назначение человека, — инстинктивно стремятся друг к другу, чтобы не так чувствовать ужас одиночества.
…Их кутежи — это медленное самоотравление, их веселье — агония заживо разлагающихся, их песни — последнее «прости» лучшим пережитым дням… Среди делового шума большого города эти люди напоминают потерпевших крушение и нашедших своё последнее прибежище где-нибудь на одиноком утёсе.
Общество клеймит их презрением.
Занятые деловые люди, пороги которых они обивают в поисках работы, обрывают их просьбы на полуслове. Повёртываются к ним спиной.
Дети и женщины сторонятся от них на улице.
Полупьяная, полуголодная богема большого города в глазах буржуа является духовными прокажёнными.
В свою очередь, и богема отплачивает им тою же монетой.
У неё свой символ веры, свои понятия о чести.
Борьба за существование изощряет их способности и находчивость.
Среди такой богемы Антон Константинович всегда чувствовал себя как рыба в воде.
Восемь лет скитаний по провинциальным сценам с периодической безработицей и голодовками выработали из него вполне законченный тип человека, который всегда и везде учитывает только настоящий момент, не заботясь о завтрашнем дне…
— Ну-с, друзья, я должен констатировать печальный факт. Влага жизни иссякла и мои ресурсы тоже! Решайте, как нам теперь быть? Пить или не пить, вот в чём вопрос! Придётся прибегнуть к внешнему займу. Хотя, по совести говоря, я на успех особенно не рассчитываю. Пошарьте в карманах, может быть, у кого что и найдётся.
— У меня, например, нет ни сантима, — грустно улыбнулся Косоворотов. — Да, может быть, можно что-нибудь реализовать, — высказал он предположение.
Петров окинул скептическим взором своё наличное имущество, развешанное по стенам, и покачал головой.
— Кой дьявол! всё реквизитный хлам. Нечего заложить!
— Погоди, ребята, мы стекло утилизируем! — нашёлся ходатай по делам. — Здесь пустых бутылок копеек на восемьдесят будет.
— Так чего ж вы? — вмешался Сокоренко, — командируйтесь!
— Граждане! чья очередь за водкой идти? Маэстро, ваша очередь…
Музыкальный клоун угодливо заморгал подслеповатыми глазками и взялся за шапку.
— Это мы можем… Один момент. В чём только я понесу посуду?
— На вот тебе грязную наволочку, в неё завернёшь бутылки…
Изобретательный ум ходатая по делам оказался на высоте положения.
— Ну, ладно. Ты, свистулька, ступай в монопольку, — скомандовал он, — сдашь там посуду и возьмёшь полторы бутылки, а я добегу до лавочки, что на углу… Там у меня маленький кредит. Лавочник приторговывает водкой. Захвачу у него бутылку и закусить чего-нибудь…
…Через полчаса на столе появился резерв.
За выпивкой и разговорами время шло незаметно.
…Уже вечерело.
Серые сумерки вползали в комнату.
Музыкальный клоун, которому в воздаяние успешно выполненной миссии был поднесён кубок Большого Орла, спал, свернувшись в углу. Его не беспокоили.
Между бодрствовавшими собутыльниками тянулся какой-то отвлечённый спор.
…Сокоренко, должно быть, надоело слушать эти туманные разглагольствования.
Он облокотился на руку, откинул волосы, закрыл глаза и залился песней…
Грустные нежные звуки тихо реяли и умирали в душной маленькой комнатке…
Плакала песня о чём-то безвозвратно далёком.
Слышались в ней накипевшие слёзы.
Тоска об утраченном счастье…
И вспоминался почему-то тихий летний вечер, когда на верхушках тополей слабо дрожат закатные огни, а вода в стаканах отражает синюю тень берегов.
…Плакала песня, и молчали люди.
Просыпалась в сердце глухая ноющая тоска…
