Долго сидел, задумавшись, около стола Константин Ильич. Всё ниже и ниже опускалась его седая голова.
Из отдалённых уголков памяти вставали картины прошлого. Вспоминался первенец — сын — малолетним карапузиком, в красной канаусовой рубашечке с полуголыми ножками.
Бессонные ночи вспоминались, когда Антоша лежал в дифтерите.
…Подрос — в реальное отдал. Из последнего тянулся. Трудно в то время копейка давалась. Хорошо учился парень. Душа радовалась. Да не судил Бог!
Что-то горячее задрожало в ресницах старика Косоворотова.
Всё прахом пошло!.. Точно белены парень объелся. От дела отбился. Из дому бежал. Слышно, шибко запивать стал. Заместо честного труда в актёрство ударился. Это-то его и погубило. Эх, дети, дети!
Косоворотов горестно махнул рукой…
Глава ХIII. Сердце заговорило
…Утро было ясное, морозное. Косоворотов по обыкновению проснулся очень рано: ещё не было и семи часов.
Вспомнил про сына и поморщился…
Вместе с ночными тенями исчезли и воспоминания, смягчившие вчера его сердце…
Оделся и вышел в столовую хмурый. Долго сидел за стаканом чая, раздумывая, как ему поступить. Даже на газетные телеграммы не обратил внимания.
Гимназисты торопливо глотали чай, с опаской поглядывая на отца. Барыни ещё спали.
За столом хозяйничала экономка — дальняя родственница Косоворотовых. Видя, что Константин Ильич собрался уходить, она обратилась к нему с обычным вопросом:
— Чего сегодня к обеду готовить? Я думаю, суп с клёцками на первое, а на второе…
Косоворотов бросил небрежно:
— Чего хочешь… Да вот что: скажи Ивану, пусть он протопит хорошенько флигель. Пусть бабы вымоют там, да приберут.
— Хорошо, батюшка Константин Ильич, всё будет исполнено.
Помолчав немного, экономка робко спросила:
— Аль гостей каких поджидаете?
Косоворотов сумрачно посмотрел на неё.
— Помалкивай… Знай своё дело.
…Он подвёз сыновей до гимназии. Оттуда велел кучеру ехать в контору.
Контора помещалась в старом двухэтажном доме, недалеко от пристани. Летом во время навигации здесь с раннего утра и до поздней ночи наблюдалась шумная оживлённая деятельность. Громыхали телеги ломовиков. Около складочных амбаров толпились рабочие. Суетились и кричали приказчики.
А теперь всё было покрыто мёртвой пеленой снега. Казалось, и амбары, и широкий двор отдыхают, спят после летней трудовой горячки.
…Контора была расположена в верхнем этаже. Туда вела лестница с грязными каменными ступенями.
В первой комнате, разделённой на две части деревянной решёткой, щелкали на счётах и скрипели перьями несколько человек служащих.
При появлении Косоворотова все они встали и вежливо раскланялись. Порядки в конторе велись строгие. Константин Ильич шутить не любил.
Сам прошедший суровую школу амбарной и конторской выучки, он и от подчинённых своих требовал полного внимания и почтительности.
Рабочий день конторщиков колебался между 8–9 часами. Не больше чем в других фирмах, но работа была усидчивая. Жалованье платили хорошее, так что служащие дорожили местом.
— Что, Иван Семёнович пришёл? — осведомился Косоворотов про старшего приказчика, который в то же время исполнял и обязанности кассира.
— Пришли-с. У себя.
Косоворотов заглянул в маленькую угловую комнату, которая служила кабинетом кассира.
Невзрачный низенький человек, с сухим жёлтым испитым лицом, с жиденькими волосами, причесанными прямым пробором, одетый в старый, сильно поношенный сюртук и грязную манишку со следами нюхательного табака, торопливо поднялся из-за конторки.
— Здравствуй, Иван Семёнович, — протянул ему руку Косоворотов. — Вот, братец, какое у меня до тебя дело есть…
— Что прикажете, Константин Ильич?
Косоворотов вздохнул, не спеша закурил папиросу и кивнул головой на дверь.
— Припри-ка поплотнее.
Иван Семёнович поспешил исполнить это приказание. Его маленькие подслеповатые глаза вопросительно уставились на принципала.
— Вот какая оказия, братец мой, — с деланным равнодушием начал Косоворотов. — Известился я, что вернулся в наши палестины мой старший сынок…
— Антон Константинович, приехали?
Косоворотов поморщился.
— Да, вывалился. Шлялся, шлялся, а теперь к родному углу потянуло. Пишет мне, что вот так-де, в большой нужде и при всём том болен.
