— Пойдём, пожалуй…
— Вот, друзья мои! — весело заговорил Ремнев, — знакомьтесь! Моя жена. Нина Константиновна и Гликерия Константиновна Косоворотовы…
Обменялись приветствиями.
Юноша в косоворотке осторожно прикоснулся своей широкой рабочей ладонью к пальчикам Ольги Михайловны и неловко поклонился.
— Евсеев! — отрекомендовался он.
Младшая из Косоворотовых — Ниночка — приветливо обратилась к Ольге Михайловне, указывая на подоконник.
— Садитесь сюда, места хватит. Василий Иванович, раскупоривайте квас… Отчего Вы не были у нас, Алексей Петрович? — продолжала она, повёртываясь к Ремневу.
— Сегодня я был очень занят, Ниночка. Передайте моё извинение папаше. Завтра приду непременно в определённое время.
— А мы уже заботились, не захворали ли Вы… Какое сегодня оживление, как много народу; слышали, как говорил Лангрос? Ах, какой у него удивительный дар слова!
Юноша в косоворотке сердито насупился.
— У Вас, Нина Константиновна, не менее удивительная склонность всегда и всем восхищаться, — с горькой иронией заметил он.
Старшая Косоворотова, Гликерия Константиновна, бойкая брюнетка с крупными, несколько неправильными чертами лица, оборвала юношу.
— Молчите вы, Евсеев! Вечно вы придираетесь.
Тот смешался и хотел что-то возразить, но в этот момент из столовой донёсся такой оглушительный взрыв аплодисментов, что разговаривавшие замолчали.
— Господа, пойдёмте туда, — предложил Ремнев. — Сейчас будут читать резолюцию.
Прежде чем они успели дойти до дверей, часть толпы из столовой хлынула им навстречу.
…Жалко и неуверенно раздались звуки Марсельезы.
Песня мало-помалу крепла. Десятки голосов подхватывали мотив.
Нина Константиновна в порыве молодого искреннего чувства схватила сестру за руку и взволновано прошептала:
— Слышите, слышите… Поют!
Ремнев невольно улыбнулся.
— Как Вы ещё молоды, Ниночка! — вырвалось у него с грустным сожалением.
— Я никогда ещё не переживала такой большой радости, — повернула к нему девушка своё лицо, разгоревшееся румянцем оживления.
— Какая сила в звуках этой песни… У меня такое чувство, точно вырастают крылья и хочется лететь…
…Вокруг них шумела и волновалась толпа.
Над головами кружились белые листки, разбрасываемые невидимыми руками.
— Товарищи! Долой… — хрипло выкрикивал кто-то.
Раскаты песни заглушали его слова. Трудно было разобрать отдельные фразы в этом хаотическом гаме…
Мелькали красные, возбуждённые лица…
Десятки рук тянулись к белым листкам.
…Читали жадно, на ходу…
— Та-та-та! — с грозной торжественностью падали звуки.
Казалось, сотни молотков разбивают последние оковы.
* * * * * *
…Бледное утро заглянуло в окна клуба.
В столовой было безмолвно, тихо…
На грязном затоптанном полу валялись окурки, клочки прокламаций.
Мебель была беспорядочно сдвинута. Скатерти залиты и скомканы. Виднелись грязные тарелки, пустые бутылки.
Один листок случайно попал в блюдо с остатками соуса.
Выделялись начальные слова текста:
«Тысячи голодных рабочих…»
Глава ХI. Семья Косоворотовых
…Зимние сумерки.
…Время около пяти часов.
В доме Косоворотовых тихо, как и всегда в послеобеденные часы. Старик Косоворотов имел обыкновение после плотного обеда немного вздремнуть.
Младшие члены семьи в это время занимались приготовлением уроков. Гликерия Константиновна обыкновенно уходила в библиотеку или на каток. Ниночка оставалась одна…
Она любила эти часы тихих, серых сумерек, когда кругом в комнатах стоит тишина и никто не мешает ей отдаваться любимым мечтам.
Лампу зажигать ещё рано, да и читать не хочется.
Ещё прошлой зимой, когда она оканчивала восьмой класс гимназии, в это время нужно было развёртывать надоевшие учебники, браться за тетрадки, а теперь она — вольная птица.
Можно спать, сколько ей угодно, мечтать по целым часам, читать книги, взятые в библиотеке. Отец в этом отношении предоставлял ей полную свободу.
…Ниночка стояла около окна маленькой угловой комнаты, служившей спальней для неё и её сестры, и смотрела на улицу. Улица была глухая, с покосившимися серыми домишками, вся занесённая снегом.
На западе, над белыми крышами, медленно угасала зелёная полоска заката.
В синеватом полумраке вдоль улицы вспыхивали огоньки зажигаемых фонарей.
