Несколько осколков попало в центральный бензобак. В кабины стрелка-радиста и летчика хлынул бензин; за самолетом потянулся шлейф из его паров, которые могли вот-вот вспыхнуть.
Однако Ермолаев не нарушил железный фронтовой закон "Бомбы в цель!", не вышел из строя, а повел самолет к цели вместе с эскадрильей Бабаева.
И только когда были сброшены бомбы, Ермолаев, приказав экипажу не пользоваться электрической сетью, на максимальной скорости поспешил домой.
...Стрелки бензиномеров неумолимо ползли к нулевым показаниям. Контролируя расход и утечку бензина, пройденное и оставшееся расстояние, Ермолаев и Иващенко вели самолет к своему аэродрому.
- Командир, подходим к аэродрому штурмовиков. Может, приземлимся? спросил Иващенко.
- Нет, потянем к своему, - ответил Ермолаев и пояснил: - Здесь долго будут ремонтировать нашу бензосистему. Не те условия...
- Понял. По всем расчетам бензина должно хватить.
- Вот и хорошо... - проговорил Ермолаев, крепче сжимая штурвал Пе-2.
Наконец впереди показался аэродром Мокштово, на котором базировался в то время наш 135-й полк.
Приземлив с ходу самолет, Ермолаев хотел было подрулить его к стоянке, но в это время винты Пе-2 остановились - в баках кончилось горючее.
- Вылезай, гвардейцы, приехали! - весело сказал Ермолаев Иващенко и Игошину.
- Командир, я немножко ранен в левую руку, - только теперь доложил стрелок-радист.
- Почему молчал в воздухе? Я бы сел на аэродром штурмовиков.
- Да рана легкая. Остановил кровотечение, и все, - сказал равнодушно, как о каком-то пустяке, Игошин и махнул правой здоровой рукой.
А тем временем к самолету подбежали техники. Сосчитав пробоины - их в этот раз оказалось шестьдесят семь, - они покатили Пе-2 на стоянку, И остаток дня и, если потребуется, всю ночь они будут "лечить" самолет, чтобы уже к завтрашнему дню экипаж Ермолаева мог снова лететь на нем на боевое задание.
В боевой работе летчика Ермолаева, выполнившего с июля 1943 по май 1945 года сто десять боевых вылетов, было немало случаев, когда им проявлялись отвага и мужество. В его первом вылете, выполненном на Южном фронте на разведку войск противника в районе Таганрога, Мариуполя и железнодорожного узла Волновахи, после выполнения задания разрушился шатун на правом моторе.
Резкий удар! И машина тут же стала разворачиваться вправо.
Отклонением рулей поворота и элеронов Ермолаев прекратил самопроизвольный разворот самолета и начал присматриваться к мотору. Он работал, но в его гуле был слышен частый и резкий металлический стук. "Обрыв шатуна!" - понял Ермолаев.
- Командир! Штурман! - раздается в это время голос стрелка-радиста Хабарова. - Ниже на две тысячи метров идут нашим курсом, набирая высоту, четыре "мессершмитта".
- Курс в сторону солнца! - подает тут же команду штурман Лашин, перезаряжая свой пулемет.
- Встречать "мессеров" прицельным огнем! - распоряжается Ермолаев, выполняя команду штурмана.
Солнце прикрыло своими лучами самолет. Напряженные минуты ожидания встречи с "мессерами"! Хабаров и Лашин наготове у своих пулеметов. Ермолаев, увеличив скорость самолета, держит полный газ обоим моторам.
- Ну, так где вражеские истребители? Видите их? - спрашивает он подчеркнуто спокойно.
- Влево уходят! - отвечает обрадованно Хабаров.
- Вижу и я их! Уходят влево! - кричит также довольный Лашин и уже спокойным голосом добавляет: - Продолжай, командир, полет с этим же курсом...
Вскоре "мессеров" совсем не стало видно. Наш разведчик они просто-напросто потеряли.
Уйти в разведке от истребителей врага, обмануть их - это большая победа.
Ермолаев продолжает вести самолет домой, к линии фронта.
Металлический стук в правом моторе не дает покоя всему экипажу. Обстановка тяжелая: из мотора выбило много масла. Его температура и температура воды повысились настолько, что стрелки приборов зашли на красную запретную черту. А стрелка прибора, измеряющего давление масла, подошла к нулевому показанию.
Ермолаев понимает: медлить нельзя! Сейчас решение может быть только одно - выключить правый мотор. Не выключишь его - он заклинится или загорится.
