- Героические вы ребята, парашютисты! Ведь дневные и ночные групповые рекорды с одиннадцати тысяч, дневные и ночные групповые с четырнадцати, одиночный рекорд Николая Никитина с шестнадцати тысяч держатся до сих пор!
- Да, держатся. Очень тщательно готовились мы к этим рекордам. Сколько их установили, такими большими группами прыгали, и все было всегда при прыжках нормально.
- Разве у тебя перехлестывания строп никогда не было?
- Почему не было? Было и перехлестывание! Глубокое даже... Но это же не во время рекордных прыжков. Помню, выполнял я тренировочный прыжок с вертолета Ми-4 со спортивным парашютом, у которого купол был круглой формы, со щелью. Щель для управления куполом в воздухе... Высота прыжка была восемьсот метров. Выпрыгнул, открыл парашют и, как оно, бес его знает, но произошло глубокое перехлестывание купола стропами. Стал он вращаться вправо и меня вращать. Да так сильно! Лечу вниз, а меня вращает и вращает... Смотрю вверх: ребята уже вон где с раскрытыми парашютами остались!..
- Раскрывал бы запасной...
- Запасник в это время раскрывать бесполезно: закрутится и он. Запрещено это делать инструкцией.
- А что же делать?
- Резать стропы! Сейчас уже сконструированы замки для отцепки купола в воздухе, а тогда их еще не было и нужно было резать стропы. Спасение только в этом.
- А высота у тебя маленькая...
- В этом-то и беда вся. Я уже сколько метров пропадал! Быстро ищу перехлестнувшие купол стропы, хватаюсь за них левой рукой, а правой достаю из кармана на ранце запасного парашюта нож. Кстати, Петра Долгова нож у меня был. И раз!.. Но стропичка, которой нож привязывается, как назло, короткая, и он вырвался из руки. Но я поймал его все-таки. Натянул стропы и обрезал их. Купол после этого вывернулся наизнанку, но работал хорошо. На высоте четыреста метров я тогда обрезал стропы...
- Да, героические вы, парашютисты, люди! Честное слово, героические!
...Долго мы еще в тот вечер говорили с Жуковым. Говорили об испытаниях, о войне... Николай Павлович поинтересовался: как воевали стрелки-радисты или младшие командиры, как назвал он их. Вспомнив его случай с катапультированием, когда загустела смазка при понижении температуры, я рассказал ему эпизод из боевой жизни, когда в критический момент на Пе-2 Леонида Боброва замерзла смазка в пулемете.
Произошло это под Сталинградом.
В сентябрьское утро сорок второго года экипаж Пе-2 в составе летчика Леонида Боброва, штурмана Митрофана Малущенко и стрелка-радиста Василия Ратников" получил боевое задание разведать вражеский Аэродром Тузов. В то время под Сталинградом действовала известная вражеская эскадра "Удет". Ее асы оказывали нашим разведчикам сильное противодействие. Знал эту неприятную истину и экипаж Боброва.
После пролета линии фронта Бобров и Малущенко увидели по пыльному следу на находящемся в двадцати пяти километрах впереди их аэродроме Тузов взлетающую пару немецких истребителей. Сбросив по стоянке аэродрома бомбы, сфотографировав его и сосчитав самолеты, экипаж после разворота лег на обратный путь, но туг же был атакован уже набравшей высоту парой "мессершмиттов".
Самообладание и выдержка, умноженные на хитрость и мастерство, сыграли в этом воздушном бою решающую роль. Тот, кто так же, как и парашютисты, в критическую минуту не падает духом, а ищет выход из, казалось бы, самого что ни на есть безвыходного положения, обязательно победит!
Ведущий пары "мессеров", выполнив поспешную атаку и определив, что у штурмана Пе-2 отказал пулемет, решил поиграть с нашим самолетом, как играет кот с пойманной мышкой. Он установил "мессер" рядом с Пе-2 и открыл фонарь кабины. Наши ребята увидели на фюзеляже "мессера" всяческие разрисовки. Здесь была даже и змеевидная спираль, которая, вероятно, по замыслу фашистов должна ввинчиваться в предстоящую жертву, как ввинчивается штопор в пробку ромовой бутылки.
Малущенко тем временем быстро разбирал пулемет, ругая механика по вооружению за то, что тот "набухал" так много смазки. А Бобров, оценив обстановку, сказал скороговоркой:
- Ух, сволочь фашистская! Сейчас мы тебе покажем... Ратников!
