— Так, моя Люба, не бойся ничего. Молись только усердно Ладо и Полелю, чтобы поскорее соединиться нам.
— Я и то молюсь... приношу жертвы доброй богине, но что же? вот уже вторая весна подходит к концу, как мы любимся, а всё-таки, Святогор...
— Что же делать, голубка! — прервал её юноша. — Приходится нам ждать... Не хочу я, чтобы ты нуждалась в чём-нибудь, когда мы соединимся. Не хочу также выпрашивать у дяди средства — выкуп за тебя вносить... Знаю я, добр Гостомысл, любит меня, дал бы он мне выкуп за тебя, да сам я никогда просить не решусь... Но теперь не долго уже нам ждать. Прибыли в Новгород люди свейские, у меня меха для них разные припасены, выменяю я на них выкуп за тебя, а нет — так уйду с ними за море, и когда вернусь оттуда гостем богатым, тогда, голубка... вот тогда и заживём мы с тобой!
— Ты, Святогор, уйти хочешь? Оставить меня? — с испугом спросила Любуша. — На кого же ты меня покинешь?
— Ох, Любуша, давно я думаю, да решиться как на это, не знаю... Будешь ли ты ждать меня?
— Нет, нет, Святогор! Я не пущу тебя. Слышишь? Не пущу... Не уходи... Кто знает, что может случиться за морем с тобой... А я без тебя умру с тоски. Я буду ждать тебя, ждать столько, сколько ты захочешь, только не уходи, Святогор.
Он с вниманием и любовью посмотрел на девушку.
— Ты не хочешь этого? Разве ты боишься, что без меня кто-нибудь другой займёт моё место возле тебя?.. Другой заставит тебя забыть меня! Вот, говорят, что Вадим, сын Володислава, не спускает с тебя глаз.
— Что ты! Что ты! — воскликнула Любуша. — Как ты только мог подумать! Не мил мне совсем Вадим. И глядеть мне на него даже противно, а ты...
Любуша пригорюнилась. Слова милого в самом деле обидели её. Она давно уже замечала, что Вадим неравнодушен к ней, и со свойственным каждой женщине кокетством не отталкивала его от себя окончательно, но и не давала ему вместе с тем никаких поводов надеяться на взаимность. Она даже не допускала мысли, чтобы Святогор ревновал её к Вадиму.
— Долго меня ждать придётся, право говорю. Займёт Вадим моё место в твоём сердце, — грустно вымолвил Святогор.
Воспоминание о Вадиме произвело на него неприятное впечатление.
Нельзя сказать, чтобы он был дружен с Вадимом. Напротив, между молодыми людьми давно была заметна антипатия. Может быть, сказывалась разность в их общественном положении. Вадим был богат, он был сын уважаемого родового старейшины могучего племени приильменских славян. Святогор, хотя и близкий родственник новгородского посадника Гостомысла, был ныне простой солевар, без роду, без племени, жалкий варяг, живший вместе с десятком других товарищей на грязной и мутной Варяжке, впадавшей в Ильмень.
Отщепенцами всех племён были эти варяги. Ничего за ними худого не велось, никто в недобром деле их упрекнуть не мог, а всё-таки они необычными были людьми. Непоживётся какому молодцу в его племени, не захочет он покоряться старейшинской власти или обидит его чем старейшина, уйдёт такой молодец на Варяжку, никто там его не спросит, откуда он пришёл, что его сюда привело — всем, кто ни пришёл, места хватит, все желанными гостями будут...
Хорошо и привольно жилось таким молодцам на Варяжке, однако подолгу там никто не засиживался. Соберётся сотня-другая людей, поговорят они, потолкуют между собой, сговорятся и, недолго думая, садятся в ладьи и уплывают далеко-далеко вниз по течению Волхова.
Мало, очень мало кто из них возвращается...
Куда же уходят эти отважные солевары? Какой обетованный край их манит, куда они стремятся?
Далёк, далёк тот край! Далёк и неприветлив...
Много слыхал про него Святогор. И того, что слышал, довольно было, чтобы разгорячить воображение юноши.
Если спуститься по бурливому Волхову, то будет за ним озеро Нево. Вечно волнуется оно, буйные ветры ходят по нему. Сам старый Ильмень славянский — лужица перед ним, не более. Но если по берегам как-нибудь пробраться на другой его конец и по небольшой, но широкой реке выбраться в другое море, то живёт там народ весь из железа и стали скованный. Норманнами, свейонами себя этот народ называет. Храбр он, и смерть для него не несчастье, а радость. Невелик этот народ, но весь мир его знает, весь мир полон славы его подвигов; короли британские дрожат перед ним, в потайные места скрываются, лишь только близ берегов забелеют в морском просторе паруса их быстроходных ладей.
