— В конце концов, это моя дочь! И она уже взрослая! — Так всегда и кончались споры: вспоминали, что Сонечка — дочь от первого брака и у Сергея Ильича нет прав ее судить.
Зоя Татарникова спорила, но, оставаясь наедине со своими мыслями, сама приходила в расстройство. Надо бы все-таки подтолкнуть румяного Бассингтона к мыслям о женитьбе. Надо дать понять британскому гостю, что Соня очень ждет брака, рассчитывает, что свободная связь перерастет в более прочные отношения. В конце концов, Соня отдала этому чувству лучшие годы, вот что надо было бы сказать Бассингтону.
Всякий раз, встречая британского джентльмена на пороге ванной комнаты (он выходил оттуда, обмотав полотенце вокруг полных бедер), Зоя Тарасовна собиралась сказать ему нечто конструктивное, но нужных слов не находила. Женится он на Сонечке? Неловко, до чего неловко спросить! И как сформулировать вопрос? Нет, разумеется, беседовать следует не в ванной комнате — лучше затеять разговор за ужином. Например, наливаешь гостю кофе и спрашиваешь: а скажите, Максимилиан, вы на нашей дочери жениться собираетесь? Она представляла, как посмотрит на нее британец — обескураженно, с обидой. Человек сидит в гостях, пьет кофе — а ему про женитьбу на хозяйской дочери. Он отставит чашку, промокнет губы салфеткой, встанет из-за стола — и пойдет прочь. Прочь из этого дома! Фу, дикарство какое! Одно слово — славяне.
И разговор откладывали.
Каждый вечер в квартире Татарниковых разыгрывалась одна и та же сцена. Максимилиан Бассингтон-Хьюит, румяная оксфордширская сарделька, добродушный британский юноша, усаживался крепкой попой на кухонном табурете, прихлебывал кофе и с интересом изучал чету Татарниковых. Особенно занимал его Сергей Ильич. Любопытный русский типаж, характерная деталь — беззубый рот; они здесь экономят на дантистах. Видимо, нет привычки ходить к врачам — общество фактически только складывается, нет элементарных базовых обычаев, принятых всеми гражданами.
— Скажите, Максимилиан, читают ли в Британии книги Исайи Берлина? — Зоя Тарасовна собиралась спросить, знают ли родители Бассингтона о связи сына с русской девушкой, но начинала издалека.
Но Бассингтон не успевал высказать мнение о великом либерале, друге Ахматовой.
Атмосферу культурной дискуссии портил Татарников. Сергей Ильич извинялся, вставал, боком протискивался вдоль кухонного стола, ковылял в туалет. Некстати заболев, он всякий раз стеснялся, отправляясь на глазах у всех в уборную, — теперь ему нужно было туда каждые двадцать минут. Бассингтон-Хьюит любезно пропускал хромающего Татарникова, делал вид, что не интересуется, куда это отец семейства ходит чуть что, и не прислушивается он вовсе к журчанью мочи за стенкой. Британец хладнокровно пил кофе, а Зоя Тарасовна восхищалась его выдержкой: все-таки британское воспитание — это вещь особая. Унизительно была спланирована их малогабаритная квартира, в которой туалет выходил дверью на кухню. Не клеится разговор о сэре Исайе Берлине, когда за тонкой перегородкой справляют нужду.
Так в тесноте текли их дни до больницы — и суеты прибавляла домработница Маша: приходила на работу со своим татарчонком, убирала плохо и беспрестанно клянчила деньги.
— Русским языком говорю: нет денег! — Зоя Тарасовна и впрямь думала, что Маша разучилась понимать по-русски, живет в татарской семье, родной язык позабыла.
— На китайцев тысячи тратите!
— Пойми, Маша, это таиландская медицина, они все могут!
— Пусть себе прыщи на роже выведет, если все может! Денег дайте, нам есть нечего.
— Уйди, Маша, нет у меня денег! — Боже мой, до чего неловко перед Бассингтоном!
Маша долго возилась в прихожей, обувала своего татарчонка, тот визжал и просился на руки. Бассингтон-Хьюит деликатно выходил с кухни, чтобы закрыться в спальне. Сергей Ильич выглядывал из уборной: можно ли пройти по коридору? — он протискивался между визжащим татарчонком и деликатнейшим британцем, спотыкался, извинялся. Кошка, старая, больная, сумасшедшая кошка Нюра с воплем кидалась под ноги хозяину. Зоя Тарасовна закрывала глаза, чтобы не видеть, зажимала руками уши, чтобы не слышать. Что за жизнь, Господи, что за унизительная жизнь! А из телевизора еще пугают фондовыми рынками! Где они только находят таких гладких и довольных дикторов? У таких красавчиков, небось, и домработницы вежливые, и кошки не болеют! Телеведущий стращал публику, четко артикулируя слова, выговаривая названия фирм с удовольствием: «Леман Бразерс», «Дженерал Моторе», «Роял Бэнк оф Скотланд»! Обанкротился, разорился, закрылся! А тут еще кошка орет и татарчонок визжит. Акции «Русала» упали в цене! Что это еще за «Русал» такой? Только этой напасти не хватало.
