- Не преувеличивай, всё случайно вышло. Зазевался, задумался, хорошо ещё без членовредительства обошлось. - Степан решил сменить тему разговора.- И что ты собираешься дальше делать?
- Думаю. По образованию я учительница младших классов. Может, в няньки к кому наймусь. У тебя нет никого на примете? Поприличней, конечно и чтоб руки не распускали.
- Знаешь, Мардж, пожалуй, я смогу тебе помочь.- Подозвав официанта, Матвеев попросил у него несколько листов бумаги, письменный прибор и конверты. Когда всё это появилось на столе, он быстро написал несколько рекомендательных писем знакомым Гринвуда, у которых были маленькие дети. Насколько Степан знал женщин, Марджори относилась к тому их нередкому типу, удивительно сочетавшему в себе несчастливость в личной жизни и огромный, практически неисчерпаемый, запас любви к детям.
'Из неё должна выйти отличная гувернантка или няня для маленького ребёнка, - думал Матвеев, подписывая очередное рекомендательное письмо, - жаль, что часто видеться с этой милой, смешной девочкой у меня не получится. Неизвестно что будет дальше и где это всё будет'.
- Ой, как я тебе благодарна, Майкл! - Но засиявшая было улыбка Мардж, вдруг погасла.- Понимаешь, прости, но я не смогу как следует отблагодарить тебя сегодня. Может через три-четыре дня. У меня, - тут Марджори покраснела, - 'празднички'.
Матвееву стало смешно и грустно одновременно. Перегнувшись через стол, он привлёк к себе девушку и, не обращая внимания на реакцию случайных свидетелей, крепко её поцеловал. Потом ещё раз. После третьего поцелуя, почувствовав, что Мардж стала таять как мороженое на солнцепёке, он отстранился и с улыбкой сказал,- какая же ты всё-таки замечательная. Я должен уехать, но я обязательно тебя найду...
Когда долгое прощание наконец завершилось и Марджори, размазывая тушь по щекам, махала ему из окна такси, Степан подумал что его нынешние планы, по сути, безнадёжная, отчаянная попытка сделать так чтобы причиной женских слёз в ближайшие годы были только житейские проблемы.
'Пусть ничего не выйдет, но по крайней мере я сделаю всё что могу'.
Баст сидел у самого окна, и с улицы его было превосходно видно. Впрочем, видно его было и с того места, где стояла Таня. Как ни странно, выдержки ей хватило только на то, чтобы, не оглядываясь, выйти из кафе, пересечь улицу, и войти в здание вокзала. А может быть, и не было ничего странного, в том, что стоило оказаться вне прямой видимости, как ее "затрясло"? Остаться одной показалось вдруг страшнее, чем переместиться в прошлое.
Таня взглянула на часы и, убедившись, что время еще есть, бросилась искать хоть какое-то оконце, но, в результате, спряталась за решеткой ограждения и оттуда теперь смотрела на Баста фон Шаунбурга. На то, как он читает газету, и как пускает клубы сигарного дыма...
"Вот же невидаль заморская!"
Положа руку на сердце, Татьяна испытывала сейчас очень непростые и достаточно противоречивые чувства.
С Олегом она познакомилась четыре года назад. Коллега - зам генерального - выходил замуж, то есть, разумеется, зам - женился, поскольку был мужчиной, и на свадьбу среди прочих гостей прибыл двоюродный дядюшка из Израиля, про которого Борис нет-нет да рассказывал не без чувства юмора, но при этом явно гордясь. Дядюшка этот уехал уже давно, еще из Советского Союза, был там чуть ли не героем войны - горел в танке и все такое, хотя верилось в это с трудом - был женат, что крайне не характерно для русских эмигрантов, на латиноамериканке, и, кроме того, был то ли известным психологом, то ли не менее известным психиатром. Однако, в любом случае, Москвы он не знал, ни старой, ни новой, да еще и занять его чем-то требовалось, чтоб "под ногами не крутился". Вот Боря и попросил Таню побыть день-два гидом заморского гостя.
А гость оказался совсем не таким, как она ожидала. Не герой, и не богатырь, но мужик свойский и умеющий мгновенно к себе расположить. Тот еще ходок, судя по всему, хотя ни роста, ни особой "чисто мужской" красоты в арсенале Олега не имелось. Разве что ум и обаяние... Пожалуй, так. Но по-настоящему, как ни странно, он подкупил ее тем, что не стал тащить в постель. То есть, сначала это ей понравилось, но потом озадачило - тем более что у нее в тот момент никого не было, - а объяснилось несколько позже, во второй его приезд, который состоялся подозрительно скоро. То есть, она знала, что Ицкович в России бывает, но бывал он в основном в Питере, куда и друзья его обычно приезжали. А вот в Первопрестольной он лет тридцать не был, и ничего. Но вдруг приспичило. С чего бы это, спрашивается?
