- Д-да.
- Вот и славно. - Оскалился Олег, не разрывая, впрочем, зрительного контакта. - Нигде не останавливаться. Ехать аккуратно. Остановиться прямо напротив двери кафе или, если получится - напротив витрины. Я буду ехать за вами и подберу метрах в ста от авто. Но, умоляю, Питер, не заставляйте меня быть жестоким!
13.02.36 10.23
- А вот и наш друг.- Ольга сказала это настолько спокойно, что Виктор даже головой покрутил, но, разумеется, мысленно. А она... То ли, и в самом деле, нервы у нее железные, то ли актриса такая, что в образе даже о страхе забывает. Иди, знай, что да как! Но с другой стороны, не психует, не мандражирует, за одно это ей спасибо полагается. Любая другая уже головой об стену в истерике билась бы. А этой все нипочем.
"Неординарная женщина... Есть женщины в замках альпийских! - О! Почти Некрасов" - нервно ухмыльнулся Федорчук.
А между тем, месье Рур раскурил трубку, подошел к краю тротуара лихорадочно высматривая такси. Но, как назло, машин на улице было мало, и ничего похожего в поле зрения не попадало. Во всяком случае, вот так вот, сразу. Виктор оглянулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как отъезжает от тротуара коричневый "Барре" Сергеичева.
- Такси! - Крикнул журналист и помахал в воздухе длинным черным зонтиком. - Такси!
- Будет тебе такси, только не голоси! - По-немецки сказала Ольга и закурила, глядя, как подкатывает к клиенту загримированный черт знает под кого и уже совершенно не похожий на себя Степан.
- Тебе его не жаль? - Спросил Виктор, аккуратно трогая угнанный накануне Олегом шестицилиндровый "Делаэ 135".
- Ты знаешь, Витя, - по-русски ответила Ольга. - Я вчера встретила на улице Дали и Магритта[154].
- Того самого? Сальвадора? - Виктор увидел темный Ситроен "Traction Avant", пристроившийся за такси "Сергеичева" и одобрительно кивнул. Ну что ж, никто ведь и не считал товарищей чекистов дураками. Ведут клиента. Причем ведут издали, чтобы заметить хвост, если и когда он вдруг возникнет у приятеля товарища Маршала. Но они такой вариант, к счастью, предусмотрели, и Виктор держался "очень позади", но и Матвеев следил, чтобы его ненароком не потеряли.
- Того самого? - Спросил Федорчук.
- Да.
- Круто! А Магритт? Фамилия знакомая, но вспомнить...
- Он художник сюрреалист такого же уровня, что и Дали, а, может быть, и выше. Дело вкуса.
- Ага. - Сказал Виктор, чтобы что-нибудь сказать. - А ты его, стало быть, в лицо знаешь.
- Моя сестра защитила диссертацию на тему "Магический реализм Магритта и движение Сюрреализма", а я ее редактировала.
- И к чему ты его вдруг вспомнила? - Вот тут и сомнений быть не могло. Наверняка, этот Магритт не просто так к разговору приплелся.
- Он прожил в оккупированной Бельгии всю войну. - Ольга выбросила окурок в окно. Голос у нее был ровный, но Виктор уже понял, что сейчас услышит. - Страдал ужасно. Даже краски стал использовать более темные.
- Тоже позиция. - Не стал спорить Виктор.
На самом деле это было крайне больное место во всей их эскападе. Что есть минимальное зло, необходимое и достаточное для создания некоего гипотетического Добра, и в то же время простительное перед ликом божьим? Ольга права. Этот Магритт - будь он трижды гений - жил при немцах и не тужил. То есть, тужил, разумеется, и, наверное, конфет своим детям купить не мог, но в то же самое время его, Виктора Федорчука, родные умирали от голода в блокадном Ленинграде. Виноват ли в этом Магритт? Виноваты ли украинские родственники Федорчука, пережившие в селах Полтавщины оккупацию, что другие его родственники гибли в боях или от истощения? Нет, наверное. Однако сейчас перед ним самим - перед ним, перед Олегом, Ольгой, Степаном, перед всеми ними - стоял выбор: смерть нескольких французов и какого-то числа советских военных и чекистов или... А вот в этом "или" была заключена вторая большая проблема. Знай они наверняка, что все это не напрасно, было бы куда как легче. На душе, на совести, на сердце... Но ведь и не делать ничего нельзя, иначе зачем всё?. Вот и думай. Головой.
