— Больше всего, — вспоминал Клейменов, — говорили о том, в какой необычной обстановке придется встречать октябрьский праздник.
Около города, в районе кладбища, комсомольцы наткнулись на засаду. Силы оказались неравными, но отряд принял бой. Схватка продолжалась всю ночь. Среди комсомольцев были раненые, запас патронов иссяк. К немцам подходило подкрепление, круг смыкался, — наступил момент, когда группу окружили и обезоружили.
Комсомольцев, смертельно уставших после боя, в эту тяжкую морозную ночь привели в дом № 32 по Нижней Солдатской улице. Хозяйку, Полину Даниловну Зимину, выгнали на улицу. Ее дочка, двенадцатилетняя Лина, спряталась на печке и слышала, как допрашивали комсомольцев. Захваченных держали на морозе на таком расстоянии, чтобы они не могли переговариваться. Раненые, обессилевшие от потери крови, стоять не могли. Они лежали на снегу, прислонившись к стене дома. Арестованных охраняли автоматчики. Допрос вел офицер, в дом комсомольцев вводили поодиночке.
По показанным ей фотографиям Лина определила, что первым допрашивали Константина Пахомова. Он ответил на вопросы о том, сколько ему лет, откуда он пришел. На все другие вопросы отвечать отказался.
В группе были две девушки. В надежде что-то выпытать фашисты взялись за них. Но и девушки отказались давать показания.
— У вас, наверное, есть мать? — спросил офицер одну из девушек.
— Да, есть.
— Вам ее не жалко?
— Пожалейте себя.
— Разве вы не боитесь смерти?
— Конечно, умирать не хочется, хочется пожить, — ответила комсомолка, — но, если надо умереть за Родину, — умру.
В три часа дня, в наступавших зимних сумерках, комсомольцев погнали на Солдатскую площадь. Они шли как герои: раненые отказались от помощи и двигались, превозмогая боль, девушки шли, тесно обнявшись.
Приближался момент казни. Комсомольцы пожали друг другу руки, поцеловались. Офицер подал команду. Одна из девушек плюнула ему в лицо. Кто-то воскликнул:
— Да здравствует Родина!..
Офицер взмахнул рукой. Раздался залп. Семеро комсомольцев упали, восьмой устоял. Он повернулся к согнанным на место казни женщинам, детям:
— Не страдайте за нас, бейте фашистов, жгите их, проклятых!
Храбрецы, истекая кровью, под пулями фашистов снова и снова обращались к людям, звали к отмщению, к борьбе до полной победы.
Автоматчики подбежали к тем, кто еще был жив. Начали стрелять в упор.
Кровавая расправа была завершена.
Но фашисты боялись даже мертвых; они хотели своими зверствами сломить волю тех, кто продолжал борьбу. Окровавленные трупы подняли на виселицу.
Кто были эти комсомольцы?
Александра Васильевна Луковина-Грибкова, Евгения Яковлевна Полтавская — студентки Московского художественно-промышленного училища имени Калинина, Константин Федорович Пахомов, Николай Александрович Галочкин — конструкторы, Николай Семенович Каган — техник, Павел Васильевич Кирьянов — крановщик, Виктор Васильевич Ординарцев — слесарь, — все с завода «Серп и молот»; Иван Александрович Маленков — рабочий завода «Москабель».
Что предопределило их героический поступок?
Как уже было сказано, завод «Серп и молот» для молодых рабочих, пришедших в цехи в двадцать четвертом — двадцать пятом годах, был настоящей школой жизни. Ежедневно, ежечасно рабочий коллектив формировал человеческую личность, воспитывал качества, необходимые строителю нового общества.
Бригада — это маленький коллектив, по-военному вроде отделения. Каждый на счету, каждый должен работать за себя, а если надо, то и за товарища. И от каждого зависит, как воюет бригада на трудовом фронте. И когда ты почувствуешь, что ты тоже в бою, что от твоих усилий, твоей физической и духовной отдачи зависит победа коллектива, — в тебе и родится та радость творческого труда, перед которой отступают усталость, боль, болезнь. А само чувство радости, рожденное в часы трудового и духовного подъема, никогда не покинет тебя и со сказочной щедростью одарит твою жизнь.
Завод был школой большевизма. Не проронив слова, слушали мы рассказы кадровиков про девятьсот пятый год. В складе материально-технического снабжения работал седеющий кладовщик невысокого роста, с усами щеточкой. Мы пригоняли на склад вагонетку, и молчаливый кладовщик тщательно все взвешивал, считая, отпускал нам по нарядам канаты, гвозди, смазочные материалы. Мы были удивлены, когда узнали, что вежливый, молчаливый кладовщик был в 1905 году одним из участников экспроприации из банка огромной суммы денег, необходимых для нужд восстания. Налет был дерзким, — среди бела дня на лихаче группа подлетела к зданию банка и в считанные минуты очистила его сейфы.
