«Да чего же это она с таким откровенным цинизмом?» — подумала Татьяна, не зная, что ответить, а та вдруг кинулась к ней, вцепилась в плечо и зашептала:
— А тот, ваш жених, моложе вас? Он что… интересней… моложе? Ведь я других мужчин не знаю. Понимаете, не знаю, — с грустью закончила она.
«Что это — подосланная шпионить или… или одуванчик?!» — подумала Татьяна и опять, не зная, что ответить, промолчала.
В этот миг из столовой послышался голос Пшебышевского:
— Лиза! Мы хотим кофе.
— Ах, вот так всегда: мне не дают поговорить с друзьями. Но мы с вами потом… ночью. Вы останетесь ночевать у нас? Он заснет. Он быстро засыпает, как чурбан. И я к вам. Мы убежим с вами сюда… Вы ведь более опытная… и этот жених у вас, наверное, не первый? — выключив электричество, идя в столовую, щебетала Лиза.
В столовой на диване сидели Станислав Пшебышевский и Бася. Они сидели молча, оба выпрямленные и оба похожие на сов, когда те днем забираются на дерево и сидят вот так, настороженно, молча.
— Мы не понимаем друг друга, хотя я знаю немецкий язык, — подчеркнуто сказал профессор. — И мне без вас скучно.
— Куда запропала моя невеста? — раздраженно, на немецком языке, проговорил Вася, сидя все также, как сова.
После кофе, как ни жалко было профессору расставаться с Татьяной, однако он, соблюдая режим, сказал:
— Спокойной ночи, — и первый ушел в свою комнату.
Лиза около часа ждала, пока ее Станислав заснет, но тот, чем-то встревоженный, долго вздыхал, а когда заснул, Лиза осторожно поднялась с постели, надела халат и хотела было уже отправиться за Татьяной, как в дверь постучала горничная и, войдя, вся трясясь, сообщила:
— Пани! Там немец… требует пана профессора.
И Лизе пришлось будить Пшебышевского. Тот, недовольный, поднялся, надел халат и вышел из спальни.
В кухне за столом, широко расставя ноги, сидел немец: это был агент гестапо, наблюдающий за отведенными ему домами. При появлении Пшебышевского он даже не привстал, а приступил сразу:
— Откуда у вас гостья? Почему вы мне не донесли, что у вас ночует гостья? Вы ведь знаете все правила. Так откуда она?
— Бежала из Совдепии.
— Вы в этом уверены?
— Если бы не был уверен, не пустил бы к себе.
Агент засмеялся, издевательски произнося:
— Большое доказательство — ваша уверенность! А вы ее что… прощупали?
— То есть как это «прощупали»? — Пшебышевский вдруг обозлился и на то, что агент поднял его с постели, и на то, что тот сидит вразвалку, и на то, что предлагает еще «прощупать». Какой прощелыга! — Я профессор, а не агент гестапо, — проговорил он. — Не мое, а ваше дело «прощупывать»…
И за завтраком профессор был мрачен. Первое время он отвечал невпопад, затем, глядя прямо в глаза Татьяне, заговорил:
— Вчера меня поздно, ночью разбудил один прощелыга… спросил, «прощупал» ли я вас, извините за грубость, Татьяна Яковлевна. Нахал! — и отвернулся, глядя через окно в садик.
Вася еле заметно вздрогнул, у Татьяны глаза сделались большими.
Вот уже сколько раз ее, Васю и особенно Петра Хропова «прощупывают». Возможно, что в этом сказывается обычная система фашистов: они всех просматривают, но возможно и другое — за ними уже следят. И Татьяна заговорила резко на немецком языке, обращаясь к Васе. Тот ей что-то невнятно ответил и даже привскочил со стула. А она, обращаясь уже к профессору и Лизе, произнесла:
— Я сделала выговор моему жениху: нам как можно быстрее надо отправиться в Германию… Ведь, простите за грубое слово, но нас всюду «прощупывают», и я устала от этого. Я оскорблена. Выход один: скорее в Германию — а там-то уж нас никто не тронет.
Пшебышевский, как бы не слыша всего этого, все еще глядя в окно, утихомиривая бушевавшую в нем злость, проговорил:
— Вот так-то! Врываются в дом к известному химику, к профессору, будят его и требуют, чтобы он… «прощупал», — с подчеркнутой брезгливостью сказал профессор, — своих гостей. Да. Да. Я понимаю вас, — он повернулся к Татьяне. — Я понимаю вас. Поезжайте в Германию. Ну, например, в Штеттин.
Татьяна чуть не подпрыгнула от радости.
— Я вам дам рекомендательное письмо к моему другу, химику Отто Бауэру. Верно, мы виделись с ним еще до войны. Но он хорошо меня помнит: я передал ему кое-что новое по химии. И он примет вас как моего друга, — и профессор сморщился, говоря уже тише: — Простите, Татьяна Яковлевна, может быть, ваш жених — и хороший человек, но… я от одной формы прихожу в бешенство.
