— Вот что, надо искупить свое преступление. Под пыткой или не под пыткой, однако слово дал… а надо было умереть — и молчать. Кровью искупи свою вину перед родиной. Не то мы тебя за стол победы не посадим, а она не за горами.
Добровольцев-шпионов Громадин приказывал расстреливать, а вот таких — «принужденных» — вызволял, проверяя в боях, и однажды, вызвав Пикулева, сказал ему, почесывая за ухом:
— Вот что, майор. Эти «принужденные», которые хорошо дрались, пускай служат гестаповцам.
— То есть как это?
— А то есть вот как… Это, конечно, важно — разведка, контрразведка. Но важнее всего сила. К примеру, выйду я на богатыря драться и знаю: руки у него — силища, плечи — силища. Все знаю, а однако он меня придушит.
— Но вы можете на него с пистолетом, товарищ генерал.
Громадин задумался, затем сказал:
— Да ведь и он может с пистолетом. Вон у нас какой пистолет под Орлом! Попробуй, перешиби!
— Речь-то не о том, что под Орлом… О нас речь.
— О нас? Верно. Так вот и рекомендую я, — голосом приказа произнес Громадин. — Этим, которых мы тут испытали, скажи: «Служи немцам, то есть вид такой делай. Передавай им все, что я тебе позволю, но тащи оттуда и мне абсолютно все. А главное — вскрывай тех, кого мы еще не знаем. А они среди партизан, безусловно, есть. Путай у немцев карты».
Сегодня Громадин решил окончательно спутать карты. Три дня тому назад, еще из Москвы, по радио он приказал никого за партизанскую черту не выпускать и не впускать. И сейчас спросил Пикулева:
— Твои все дома, майор?
— Многие дома, а иные там… не вернулись. Не понимаю, почему такой приказ — не выпускать и не впускать.
— Ничего. Скоро поймешь. Так дома они у тебя, «принужденные»?
— Большинство — да.
— Ты мне из них роту организуй, — и на недоуменный взгляд Пикулева ответил: — Кровью ведь надо преступление смывать. Кровью! Думаешь, жестоко?
Вечером Громадин, Гуторин и Иголкин произвели смотр отобранных партизанских отрядов. Партизаны были молодые, загорелые, улыбающиеся, хорошо обуты, вооружены. Они стояли на лесных полянах. Тут же виднелись пушки, минометы, пулеметы, подводы с продовольствием. Осмотрев отряды, Громадин, довольный, предложил:
— Тронемся, — и, повернувшись к Иголкину, добавил: — Я-то вернусь. Провожу немного и вернусь: завтра ведь, в семь ноль-ноль, надо гостей встретить.
И когда чуть стемнело, колонны двинулись по той же дороге, по которой утром умчались рысаки, увозя Татьяну, Петра Хропова и Васю.
Впереди шли те, «принужденные», под командованием Масленицы, за ними тянулись пушки, за пушками, как река, колыхались остальные отряды.
Часа полтора тому назад Громадин вызвал к себе Масленицу, сказал:
— Тебе управлять «принужденными», и тебе же с ними встретить первый огонь. Верю в тебя: не дрогнешь, умрешь за родину.
Ровно в десять вечера голова колонны вступила в деревушку на пригорке, где разместился штаб полковника Киша, и первыми в школу вошли Громадин, Гуторин, Пикулев, Яня Резанов, за ними четыре бойца, вооруженные автоматами.
Киш встал перед генералом, стукнул каблуками, но тут же тревожно улыбнулся, видя, как тот положил руку на телефонный аппарат. Киш на венгерском языке сказал:
— Не понимаю, генерал, почему такая охрана? Ведь нейтралитет?
Гуторин, немного знавший венгерский язык, перевел слова Киша примитивно и просто.
— Нейтралитет, нейтралитет! — ответил Громадин и покачал головой, как бы говоря: «Убивать не собираемся», — затем подал руку полковнику.
Киш успокоился и стал смотреть в окно. Так они все минут двадцать сидели молча, следя за тем, как движется по улице что-то серое, колыхающееся. Под конец полковник с возмущением сказал:
— Ведь это не тысяча… а больше! Гораздо больше!
— Чего эго он? — спросил Громадин Гуторина.
— Говорит, тысчонка-то больно большая.
— А-а-а! Такая она у нас, — Громадин, посмотрев на часы, проговорил: — Уж двадцать семь минут, как мы вступили в деревушку. Большая часть прошла по улице. Та-ак, комиссар. Ты, Яков Иванович, веди, а вы, комиссар, командуйте. Благословляю. Рушьте по дороге все. Я встречу «гостей» и перелечу к вам. Найду. Да-а. Кстати, захватите-ка и этого молодчика с собой: потом благодарить нас будет, а здесь гитлеровцы завтра же ему голову отвернут. Нам же он пригодится: знает военное дело. И еще: венгерцы-то стоят там, у березовой рощи? По пути вам. Разоружите-ка их, товарищ комиссар!
