Помню еще, как меня трясли за плечи, причиняя немалую боль. Один из этих троих рыбаков все совал мне кружку с кофе, улыбаясь небритым обезьяньим лицом.
Когда я спустил ноги со скамьи, сердце сильно зачастило, а плечи схватило так, словно там было битое стекло. Я не был уверен, что не заболею, но постарался улыбнуться и глотнуть кофе, хорошо разбавленного бренди. Это согрело меня изнутри, как факелом. Рыбак дал мне сухой комбинезон, который оказался слишком маленьким.
Я вышел на палубу.
Порт Марбеллы был залит ослепительным светом утреннего солнца.
— Хорошо спали? — сказал тот же рыбак.
— Который час? — спросил я по-испански.
Он показал мне часы, прекрасную японскую модель. Десять часов пять минут. Я кивнул и улыбнулся. Солнце уже поднялось над гаванью, и я почувствовал, как сух и горяч воздух. Это было так не похоже на холод и мрак прошедшей ночи, что можно было усомниться в реальности происшедшего.
Но только на один миг.
Я обошел весь экипаж и каждому пожал руку. Они все были заинтригованы, но, казалось, радовались моему спасению. Потом я сбежал по сходням и сел в такси — черно-зеленый «мерседес». Я неважно выглядел в своем комбинезоне, но здесь была Марбелла, и никто этому не удивлялся. А у меня в голове засела более важная, по сравнению с одеждой, проблема — надо поговорить с Хелен!
Но еще важнее, чем Хелен, были гонки.
В конце мола я увидел уже поднятые паруса. Таксист прошел со мной сквозь толпу. Чарли заметил меня с кокпита и крикнул:
— Где тебя черти носили?
У него было усталое лицо с черными кругами под глазами. Я спустился вниз. Чарли заплатил таксисту, а Скотто одолжил мне шорты.
— Сожалею, что заставил вас поволноваться.
— Мы и не чаяли увидеть тебя живым, — сказал Чарли. — Лодку нашли в шесть утра, в шестидесяти милях отсюда, автопилот был включен, а на борту никого. Кто-то сказал, что видел, как ты, пьяный, садился в нее.
— А кто это сказал?
Чарли пожал плечами:
— Всякие ходят слухи.
Кто-то еще тоже слышал об этом. Внизу, в доке, Поул Уэлш устанавливал эластичные связи на своем спинакере. Вернее, должен был это делать, потому что в данный момент, ошеломленный, уставился на меня, как на привидение.
Я крикнул:
— Доброе утро, Поул! Вы готовы?
Он улыбнулся слабой неясной улыбкой, исказившей его лицо.
Чарли спросил:
— Что это такое с ним?
— Его друг Деке Келльнер вывез меня в море на этой потерявшейся лодке. Они ударили меня по голове и вышвырнули за борт вон там! И я показал на голубое, сверкающее под солнцем море.
Чарли посмотрел на море, а потом на меня.
— За борт? — Он нахмурился. — Прямо там?
Я подтвердил. Тогда он спросил меня:
— Ты уверен, что сможешь участвовать в гонках?
Я посмотрел на Поула. Он затягивал болт, и пальцы его дрожали. Перед ним раздался щелчок фотокамеры. Он поднял голову и автоматически улыбнулся своей знаменитой улыбкой.
Ну, хватит, решил я. Этим утром я, Мартин Деверо, смету тебя со своего пути.
Я ответил:
— Еще никогда в жизни не чувствовал себя лучше!
Лодки со зрителями вышли вместе с нами, чернея на фоне отблесков солнца. Там был сам Хонитон и Арчер со своими биноклями и блокнотами. Моторы жужжали, как мухи, слетающиеся перед собачьей дракой, чтобы посидеть на будущих ранах. Условия были таковы: засчитывается лучшая из трех гонок, каждая гонка — один замкнутый цикл, победитель получает все.
— Пушка, — сказал Чарли.
До старта восемь минут. Я быстро вошел в стартовую зону, держась курсом бейдевинд правым галсом, и оставался в середине ее. Поул прижался к нам с подветренной стороны, стремясь захватить инициативу и вынудить меня лечь на другой галс. Вот и началась собачья драка, где противники крутятся один против другого, делают обманные движения и громко лают. Вдруг у меня в воображении обрисовалась строгая прямая линия от руки, лежащей на румпеле, прямо через лодку вперед. Я почувствовал, что прямо свечусь, излучая радиацию. Ну готовься, ты, ублюдок! Готовься, потому что мы собираемся скормить тебя мухам.
— Одна минута, — доложил Чарли.
Поул так и нависал все время над нашим правым бортом, пока мы шли к левому стартовому бую. Я слышал плеск воды, проносящейся между пластиковыми корпусами наших яхт, видел краем глаза белый скос его кокпита, видел его лицо, застывшее без всякого выражения. Он смотрел прямо перед собой. Буй был точно по курсу, в створе мачт. Еще немного влево, и Поул выжмет меня со стартовой линии, я пройду левее буя и вынужден буду сделать штрафной разворот. Если взять чуть правее, судьи могут приказать мне сделать разворот на 270 градусов и я отклонюсь от моего лучшего курса. Мы так и шли, нос к носу, приближаясь к линии старта, нас разделяло расстояние не более одного фута. Я вытер рукавом пот со лба и, не выдержав, громко сказал:
