— Куда они его дели?
— Джеки сказал, что заперли вместе с собаками.
— Как же так? Они же загрызут его!
Она пожала плечами. Ее лицо было залито слезами. Я стоял, окоченев от ужаса. Почему они хотят, чтобы Генри был съеден заживо?
Теперь я знал.
Я снова как бы увидел наклейку на бутылочке из-под пилюль, которая валялась в сухой траве в оливковой роще. И я понял.
Ты круглый дурак, сказал я себе. Он же все время был там. Ну и дурак же!
Хелен стояла в лунном свете, ее загорелое тело красиво золотилось.
— Они же убьют тебя! Ты ни за что не освободишь этого человека. Она обняла меня за плечи. Я почувствовал вкус ее слез и сказал:
— Я вернусь.
Она стояла в дверях, когда я заводил машину. Свет, падающий сзади, золотил ее волосы. Шины заскрипели, когда я притормозил перед чугунными воротами, а потом выехал на главную дорогу и направился к востоку.
У спортивного клуба двое полицейских, опершись на свои мотоциклы, наблюдали, как толпа молодых людей выходила из дискотеки. Я побежал на дамбу, на ходу нащупывая в кармане ключи. Кусачки были в шкафчике по правому борту. На обратном пути какой-то тип попытался продать мне три порции кокаина. Я протаранил его, залетел в машину и выехал на дорогу, отыскивая нужное мне место.
Ошибки быть не должно. Я нашел те ворота на боковой улице, сорвал замок кусачками и вошел. В городе было уже совсем тихо, только где-то вдалеке ухала бас-гитара.
Полиэтиленовый навес хлопал, как парус. Найти сарайчик было совсем нетрудно. Я открыл его кусачками, вытащил оттуда короткую лестницу и ворох старых мешков. Втиснул лестницу через заднюю дверь, а мешки сунул в салон.
На всем длинном пути к дому Деке нигде не было ни огонька. Я въехал в оливковую рощу. Когда я выключил двигатель, единственными звуками были стрекотание цикад, шелест листьев и шум прибоя на пляже. Я вытащил лестницу через окно машины.
Листья трепетали от порывов морского ветра. В восточной части небо понемногу начало светлеть. Я прислонил лестницу в том месте, где виднелась стена сарая, и стал подниматься по ней.
Залитые ярким светом газоны простирались подо мной, как бассейны с отравленной водой. Я накинул пару мешков на битое стекло, набросанное поверх стены, поднялся наверх, а потом опустил лестницу с внутренней стороны стены. Тут же слева послышалась отвратительная возня собак. У меня во рту пересохло, и я судорожно пытался проглотить застрявший в горле комок. Я начал осторожно спускаться по лестнице и оказался прямо у двери сарая, как раз в том месте, где ставил стол, когда перебрасывал через стену балластную чушку. Я оставил лестницу там, где она была, и осторожно двинулся к двери. Доберманы метались в своих отсеках, как акулы в бассейне. Когда я подошел ближе, собаки угрожающе заворчали и стали бросаться на прутья двери. Их зубы сверкали в свете фонарей. В доме нигде ни огня.
Мои ладони стали влажными от пота. Я понял, куда мне придется проникнуть. Даже сквозь прутья решетки двери я ощущал их горячее дыхание.
— Хорошие собачки, — сказал я как можно спокойнее. — Хорошие собачки.
Они остервенело бросались на решетчатую дверь, которая была закрыта на простую пружинную задвижку. Прутья решетки шли вертикально, а по середине была горизонтальная полоса. Я глубоко вздохнул, потом просунул кусачки сквозь прутья и открыл дверь.
Собаки вырвались наружу, как торпеды, так быстро, что я слышал только шорох их лап по траве, когда они разворачивались, чтобы вернуться обратно и разорвать меня в клочья. Но я, став ногами на горизонтальную полоску решетки, успел уже залезть на самый верх двери. Собаки подпрыгивали, стараясь схватить меня за ноги. Я неуклюже перевалился через решетку и со стуком грохнулся на бетонный пол, не выпуская из рук прутьев. Откидываясь назад, я изо всех сил тянул дверь на себя.
Одна из собак наполовину проникла внутрь. Я услышал, как хрустнули ее ребра, прижатые массивной дверью. Ударив дверью прямо в морду другой, я вытолкнул первую из клетки и захлопнул железную раму с громким металлическим лязгом, который разбудил бы мертвого.
Теперь я мог отойти от двери и опереться на стену, чтобы восстановить дыхание.