Это означало, что истинное положение казавшегося всемогущим и всевластным Комитета общественного спасения было куда более зыбким, чем выглядело на первый взгляд. Члены Комитета демонстрировали сдержанное доверие по отношению к мобилизованным ими долистам и пролетариату, однако и Пьер, и его коллеги отдавали себе отчет в том, что в любой момент могут столкнуться с массовым заговором, причастными к которому окажутся лица, вроде бы находящиеся вне подозрений. Почему бы и нет? Разве они сами не таким же манером свергли прежних правителей Республики? Разве долгая монополизация власти Законодателями не привела к появлению бесчисленных чокнутых фанатиков? И разве сам Комитет не уничтожил множество «врагов народа», обеспечив возникновение еще большего их числа?
Разумеется, недоброжелателей у Комитета имелось более чем достаточно, но, к счастью, большую часть нынешних одержимых, вроде Аннулистов, поддерживавших требование Чарльза Фройдана о полной отмене денег, составляли вздорные крикуны, способные поносить власть на пьяных посиделках, но никак не организовать заговор. Правда, некоторые другие группировки (например, Парнасцы, заявлявшие, что все бюрократы подлежат смертной казни, поскольку избранный ими род деятельности сам по себе свидетельствует об измене делу народа) имели в своих рядах компетентных конспираторов, но они не сумели верно рассчитать время. Слишком поспешные действия настроили против них другие экстремистские группировки, чем Пьер и Бюро государственной безопасности не преминули воспользоваться. Натравливая одних радикалов на других, Пьер отчасти действовал вопреки зову собственного сердца: столкнувшись с унаследованным от режима Законодателей чудовищным бюрократическим аппаратом, он невольно проникся некоторым сочувствием к парнасской концепции. Правда, в конце концов он, хоть и не без внутренней борьбы, решил, что в управлении Республикой без бюрократии не обойтись.
А вот именовавшие себя Уравнителями последователи Ла Бёфа умели рассчитывать время и знали толк в заговорах. Хотя предлагаемая ими модель общественного устройства была такова, что в сравнении с ней и анархия показалась бы диктатурой, на практике им удавалось добиться высокой степени организации и координации действий своих сторонников. Столь высокой, что она привела к гибели нескольких миллионов человек в ходе всего лишь однодневного, но кровопролитного сражения[2]. Нанесение по городу с населением в тридцать шесть миллионов душ нескольких «кинетических» ударов[3]. в сочетании со взрывами ядерных бомб повлекло за собой ужасные последствия. Никто из известных лидеров Уравнителей не пережил ту страшную бойню, однако Пьер имел веские основания подозревать, что истинные, глубоко законспирированные руководители движения проникли даже в состав Комитета. Эти люди, кем бы они ни были, остались живы и избежали разоблачения.
С учетом этих соображений не приходилось удивляться тому, что первоначальный реформаторский пыл Пьера постоянно подпитывался тревогой за свое положение и саму жизнь. И это естественное чувство, к несчастью, превращалось в своего рода паранойю. Теперь, когда он знал, что у него и его режима имеются не просто враги, а враги смертельно опасные, ему отчаянно хотелось любыми доступными средствами упрочить положение Комитета. Именно это, в сочетании с необходимостью закончить войну, и побудило Пьера выступить с сегодняшним предложением. Сейчас, в поисках поддержки, он обернулся к Оскару Сен-Жюсту.
Для посторонних наблюдателей Сен-Жюст являлся вторым по степени влияния членом Комитета, многие считали его даже более могущественным, ибо он возглавлял служившее Республике карающей железной десницей всесильное Бюро государственной безопасности. Однако все очевидное, как правило, не столь уж бесспорно. Как глава БГБ или, иными словами, верховный палач Комитета, этот человек обладал властью, куда более понятной посторонним, чем влияние Рэнсом. Однако Пьер наделил Сен-Жюста столь широкими полномочиями именно потому, что по своим личным качествам он был куда менее опасен, чем эта особа. В отличие от Корделии, Оскар знал, что репутация первого палача Республики не позволит ему сохранить верховную власть, даже если он сумеет ее захватить. Более того, у него просто не было желания занять лидирующее положение. Пьер неоднократно предоставлял ему шанс доказать обратное, однако Сен-Жюст ни разу не воспользовался удобным случаем, поскольку прекрасно сознавал пределы собственных возможностей.
