– Адмирал Сорбан распорядилась считать «Принца Адриана» пропавшим без вести.
МакГиннес побледнел, и Гринтри торопливо положил руку на его плечо.
– Простите меня, Мак, – сказал он как можно мягче. – На данный момент леди Харрингтон безвестно отсутствует, и пока сами хевениты или наблюдатели от Лиги не сообщат о ее гибели, у нас остается надежда. Я… – Он осекся и сжал плечо старого стюарда. – Я просто хотел, чтобы вы узнали это от меня, а не собирали слухи.
– Спасибо, сэр, —прошептал МакГиннес, обводя страдальческим взглядом пустую каюту. – Не похоже, чтобы…
Он сбился, стиснул зубы и, отвернувшись, странным, словно лишенным дыхания голосом произнес:
– Простите… я… мне тут нужно… кое чем заняться…
Высвободив плечо, стюард торопливо удалился в спальню леди Харрингтон. Несколько секунд Гринтри молча смотрел на закрывшийся за ним люк, а потом вздохнул и направился к выходу. Увы, ему выпала участь черного вестника, вынужденного рассказывать людям леди Харрингтон то, чего никто из них не хотел слышать
А тем временем Джеймс МакГиннес, уединившись в спальне Хонор, сидел в кресле, уставившись на застекленный шкафчик с реликвиями: вложенным в усыпанные драгоценными камнями ножны Мечом Харрингтон, Ключом землевладельца и Звездой Грейсона. Он сидел, не шевелясь, не производя ни звука, но по его щекам струились слезы.
* * *
Со вздохом подняв голову от книги, которую она уже битый час делала вид, будто читает, Хонор устало протерла глаза, спустила ноги с узкой койки, вышла в центр тесной каюты, которую делила с Марсией МакГинли, Джеральдиной Меткалф и Сарой Дюшен, и приступила к упражнениям на растяжку.
МакГинли оторвалась от шахматной задачи и, подняв бровь, взглянула на Дюшен. Астрогатор понимающе кивнула, и обе женщины присоединились к Хонор. Та посторонилась, и они закружили на тесном пятачке свободного пространства в неком подобии танца. Меткалф, для которой пространства не хватило, наблюдала за ними с койки, а Нимиц, решив, что негоже таким славным коленям пропадать впустую, перебрался с изножия кровати Хонор к ней на ноги и перевернулся на спинку, предлагая погладить пушистый животик.
Присматривая за остальными краешком глаза, Хонор выполняла упражнения и очень сожалела о нехватке свободного пространства. Чтобы проделать ката по-настоящему, места было маловато даже для нее одной, а вздумай она все же заняться этим в компании, то могла бы ненароком нанести кому-нибудь увечье. Однако теснота имела определенные преимущества: строго говоря, военнопленных следовало содержать в одиночных каютах, в изоляции друг от друга, и на более крупном корабле ей пришлось бы обходиться без компании.
Но «Граф Тилли» был всего лишь линейным крейсером, и Турвиль, передав через Богдановича свои глубочайшие извинения, поселил Хонор в спальной каюте, предназначавшейся для размещения шестерых младших офицеров. Леди Харрингтон делила каюту с МакГинли, Меткалф и Дюшен, являвшимися при всей, весьма существенной, разнице в чине между ними и Хонор старшими по званию среди пленных женщин.
На первых порах Меткалф и Дюшен чувствовали себя неловко, испытывая нечто вроде вины из-за того, что стесняют коммодора, лишая ее подобающего сану комфорта. Хонор старалась сгладить эти шероховатости, в чем ей очень помогла МакГинли. Ни Меткалф, ни Дюшен прежде с Харрингтон не служили: они видели ее лишь во время кратких визитов на борт «Принца Адриана». МакГинли, командир оперативной части штаба Хонор, стала своего рода связующим звеном между коммодором и другими пленницами. Имея такое же звание, как у них, она, с другой стороны, являлась вторым по должности членом штаба Харрингтон, находилась с ней в давних и тесных рабочих отношениях и стала неплохим посредником.
Разумеется, даже самые налаженные отношения не отменяли воинской субординации: по отношению к остальным Хонор являлась не только старшей по званию, но и их командиром. О панибратстве не могло быть и речи, однако отношения между пленницами установились доверительные, что радовало. Не имея контакта с остальными пленными и не зная, что происходит с людьми, за которых она по-прежнему чувствовала себя в ответе, Хонор, чтобы противостоять гнетущему страху перед будущим, нуждалась в хоть каком-то ощущении стабильности.
