– Но ведь у Элспет не было хахаля!
– Это Силия так говорит. Миссис Серафино тоже так считает и упомянула лишь о каких-то письмах, которые Элспет получала регулярно, кажется, из Канады. И еще: ведь Силия тоже была вчера выходная, вернулась, я уверен, поздно, когда миссис Хаскинс уже спала. Представь на минутку, что, увидев свет в окошке у Элспет, она зашла к ней, чтобы порасспросить: ей ведь было известно, что та была у врача. Элспет только что удостоверилась, что она на самом деле беременна, ей ужасно не терпится поделиться с кем-нибудь, вот она все и рассказала. Силия уговаривает ее набросить на себя пальто – если с подругой, то ей и впрямь незачем было надевать платье,
и они вышли погубять немножко. Когда они подошли к синагоге, полил сильный дождь, вот они и укрылись в машине раввина. Тут-то Силия, может быть, и узнала, кто отец, и в припадке бешёнства схватила цепочку сзади и задушила ее.
– У тебя еще кто-нибудь значится в списке?
– Для начала хватит и этих, – улыбнулся Хью.
'- Все-таки я по-прежнему голосую за раввина, – упорствовал Ибен.
Как только Лэниген вышел, раввин пошел в синагогу. Он понимал, что помочь он ничем не может, но все-таки считал своим долгом быть там, раз замешана синагога.
Из окна кабинета он наблюдал, как полицейские что-то вымеряли, фотографировали, искали. Небольшая толпа зевак – в основном мужчин – окружила стоянку и жадно ловила каждое слово, произносимое кем-нибудь из полицейских. Он удивился, как это столько собралось народу в рабочее время, но потом заметил, что люди все время менялись. То кто-нибудь останавливал машину, вылезал и толкался несколько минут, то останавливался пешеход; люди приходили и, постояв некоторое время, уходили восвояси.
Впрочем, смотреть было не на что. Однако раввин все-таки не отходил от окна. Он опустил жалюзи, но так, что мог видеть все, оставаясь сам невидимый. У его машины стоял полицейский в форме и не давал подходить никому. Всюду шныряли корреспонденты и фоторепортеры, и раввин забеспокоился – вдруг они узнают, что он здесь, и поднимутся взять с него интервью. Он не имел ни малейшего понятия, чего бы он мог сказать им и следовало ли ему говорить с ними вообще. Он их, пожалуй, отошлет к мистеру Вассерману, который, в свою очередь, отошлет их к адвокату, представляющему интересы конгрегации. Но ведь такая уклончивость – не вызовет ли она кривотолки и подозрения?
Когда в дверь наконец постучали, это были не репортеры, а полиция. Высокий мужчина со слезящимися глазами представился как лейтенант Дженнингс.
– Стэнли сказал мне, что вы здесь.
Раввин предложил ему стул.
– Нам бы хотелось забрать вашу машину в гараж полиции. Ее нужно хорошенько осмотреть, а в гараже никто мешать не будет.
– Пожалуйста, лейтенант, заберите.
– У вас есть адвокат, рабби?
– Зачем он мне?
– Ну, вообще-то это не мое дело, но мы предпочитаем делать все честь по чести. Если бы у вас был адвокат, он бы вам, может быть, подсказал, что вы не обязаны отдавать нам машину, если не хотите. Тогда бы нам пришлось выхлопотать сначала ордер в суде, что, кстати, не так уж и трудно…
– Да ради Бога, лейтенант! Если вы думаете, что осмотр моей машины в вашем гараже наведет вас на какой-нибудь след, то забирайте на здоровье.
– Ключи у вас с собой?
– Конечно. – Раввин снял ключи от машины с кольца, лежавшего на столе. – Вот этот – от зажигания, этот – от внутреннего отделения, а этот – от багажника .
– Сейчас напишу вам расписку.
– Не нужно никакой расписки.
Из окна раввин видел, как лейтенант сел в машину, завел мотор и уехал. Вслед за этим начала расходиться, к его удовольствию, и толпа.
В течение дня он несколько раз пытался позвонить Мирьям, но линия была все время занята. Он позвонил к мистеру Вассерману в контору, но там сказали, что его нет и сегодня, пожалуй, уже не будет.
Он раскрыл одну из книг, лежавших на столе, нашел что-то интересное и что-то записал на листочке. Затем он что-то сверил в другом томе, опять что-то записал и вскоре с головой ушел в занятия.
Зазвонил телефон. Это была Мирьям.
– Я три или четыре раза пытался позвонить тебе, но линия была все время занята, – сказал он.
