– Ваша сестра, Уиллоу Малколм? Если она сегодня отсутствует, нам понадобятся ее документы. Я получила документы только на вас, моя дорогая.
Я не могла произнести это. Слова застряли у меня в горле, и я шикнула на Кору прежде, чем она успела открыть рот. Я схватила чистый лист бумаги, лежавший на столе. Пальцы слушались меня с трудом.
«Она умерла 29 июня, – написала я. – Она не придет».
Я сложила лист бумаги пополам, а потом еще раз пополам.
Протянув его женщине, я схватила свои вещи и поспешно направилась к двери. Я не хотела оказаться рядом с ней, когда она прочитает мою записку.
Но мне не повезло.
Я услышала, как она охнула, еще до того, как дверь закрылась за мной.
– Должно быть, у нее были устаревшие сведения. Или из твоей прежней школы прислали устаревшие сведения. Не знаю. – Кора шла рядом со мной, крепко прижимая к груди учебники.
Я шла как слепая, понятия не имея, куда направляюсь, и мне потребовалось какое-то время, чтобы прийти в себя.
Шкафчик. Мне нужно было найти свой шкафчик.
Взглянув на номер, я осознала, что иду не по тому коридору. Мне нужно было вернуться и пройти мимо учительской, но ничто не заставило бы меня сделать это.
Я посмотрела свое расписание и показала Коре номер классной комнаты.
– Где это?
Она закусила губу и поправила рукав своей рубашки.
– Дальше по коридору.
Я кивнула.
– Пойду в класс.
– Но у нас есть еще двадцать минут.
Но я уже отошла от нее. Я лишь бросила через плечо:
– Ничего.
Я найду свой шкафчик позже.
Когда я вошла в классную комнату, учителя там еще не было, так что мне не у кого было спросить, куда я могу сесть. Я устроилась за последней партой в дальнем углу от двери. Мой портфель все еще был при мне, но меня это не беспокоило. Я достала тетрадь и карандаш и положила телефон на колени, отключив звук. А потом, когда остальные ученики начали заходить в класс, я уставилась в окно.
Когда они расселись по своим местам, разговоры стихли.
Я чувствовала, что они наблюдают за мной. Но я не смотрела на них. Не могла. Несколько слезинок скатилось по моим щекам, и я усилием воли заставила себя сдержаться и не расплакаться. И я проявила недюжинный актерский талант, изображая статую.
Может быть, на Хэллоуин я буду изображать именно ее.
– О’кей, всем привет, – сказал учитель и остановился, когда открылась дверь.
Я, наконец, оглянулась по сторонам и удивилась, обнаружив, кто именно сидит рядом со мной. Но прежде чем я смогла переварить эту информацию, какой-то школьник вошел в класс и протянул учителю записку.
Когда тот начал читать ее, я испытала дежавю.
Я знала. Знала, каким будет его следующее действие.
Учитель замер и поднял глаза. Его взгляд остановился на мне.
В его глазах вспыхнуло сочувствие. Он кашлянул и вернул школьнику записку. Потом пробормотал:
– Может быть, лучше предупредить следующего учителя. Даже всех учителей.
Он произнес это очень тихо, но даже в дальнем углу комнаты я его услышала.
Руководство школы не хотело, чтобы учителя повторили ошибку той женщины из учительской, так что новости о смерти моей сестры передавались из класса в класс. Ни один учитель не назовет имя Уиллоу Малколм при перекличке. Никто не спросит, сестры ли мы, и не захочет узнать, где она.
Это было очень тактично с их стороны, но я все равно чувствовала себя голой.
У меня было сильное предчувствие, что во время переклички учитель не станет называть мое имя, и я была права. Но он назвал всех остальных школьников в классе.
Когда он назвал имена друзей Райана – Ника и Тома, – они сказали «здесь», и я обнаружила, что они заняли места рядом со мной. И я была благодарна им. Я не знала, сидели ли они на этих местах всегда, но я готова была поверить, что они сели так специально.
Их присутствие оберегало меня.
