Он обычно говорил о себе в третьем лице, редко используя местоимение и предпочитая при любой возможности повторить напыщенное имя. Он не был членом совета директоров храма, но без малейших колебаний высказывал свое мнение на общих собраниях и встречах Братства евреев. Он поднимался (круглая лысая голова блестит, рот растянут в постоянной улыбке) и произносил: «Господин председатель, В.С. Маркевич хотел бы прокомментировать поступившее предложение». Получив слово, он засыпал слушателей фразами «В.С. Маркевич чувствует, что…» и «По скромному мнению В.С. Маркевича…»
— Когда вы приехали, мистер Маркевич?
— Только что.
В голосе слышалось удивление, словно означавшее, что для В.С. Маркевича немыслимо приехать по любому делу в Израиль и не позвонить в первую очередь своему рабби.
— Вы приехали один, мистер Маркевич? Или вместе с миссис Маркевич? Вы путешествуете?
— Со мной только Кац, мой партнер. Мы здесь по делу, рабби. У нас куча намеченных встреч, одна наверняка с министром развития промышленности, затем мы присоединимся к группе, которая встречается с премьер-министром, но это позже, через неделю. Для вас в этом, наверно, нет ничего особенного. Полагаю, вы за это время уже познакомились со всеми важными шишками…
— Боюсь, что нет.
— Что ж, может, я сумею представить им вас — когда сам познакомлюсь. А сейчас вот чего бы я хотел. Мы взяли такси, они как раз грузят наши вещи, и через пару минут мы отправляемся в Иерусалим. Мы остановимся в «Кинг Дэвид» на сегодня и завтра. Потом едем в Хайфу. Как насчет того, чтобы мы встретились, и вы, может быть, показали бы нам город, достопримечательности и все такое?
— Гид из меня, вообще-то, не ахти какой, но я буду рад видеть вас и мистера Каца и показать вам, что смогу.
— Уже договорились, рабби.
На следующее утро они встретились в вестибюле гостиницы. Маркевич и Кац только что позавтракали в кафетерии, но решили, что не прочь выпить еще по чашке кофе, и они сидели за столиком втроем, потягивая кофе и беседуя о Барнардс-Кроссинге.
Маркевич в шутку называл Джо Каца своим немым партнером — «поскольку вечно говорю я один». Маркевич был крупным и экспансивным, с широкой улыбкой, которая словно делила надвое его похожую на дыню голову, а Кац — маленький, озабоченный, с грустными глазами и застенчивой улыбкой. Когда Маркевич говорил, Кац сидел молча, одобрительно кивал на остроты партнера и порой вздрагивал, если ему казалось, что тот допускает бестактность.
Не то чтобы Маркевич говорил слишком громко: он просто никогда не понижал голос. Где бы он ни находился, он говорил обычным тоном. В вестибюле он говорил так, словно обращался ко всем вместе. Так что все слышали, что Мазуры развелись, сына Джосаи Гольдфарба арестовали за наркотики, Хирши продали свой магазин скобяных товаров в Линне и переехали во Флориду. Мальчик Макса Кауфмана, Эл, занял первое место на школьной научной олимпиаде. На Элм-стрит, как раз перед храмом, поставили новый светофор, и переход стал более безопасным для детей, идущих в религиозную школу. Ленни Эпштейн обещал тысячу долларов школьному фонду.
Наконец, рабби удалось спросить:
— А как дела у рабби Дойча?
— Ах, рабби, — просиял В.С., — мы попали в десятку. Когда я услышал, что вы берете отпуск, я думал, вы подсунете вместо себя какого-нибудь мальчишку из семинарии. А если не мальчишку, то какого-нибудь шлюмиэля[53], который сам не может получить приличную работу. Но с рабби Дойчем вы сделали хороший выбор. И ребицин тоже. Она первоклассная леди.
— Я не выбирал его, его выбрал комитет. Я с ним никогда не встречался ранее.
— Ах, так? Я думал, это вы его выбрали. Если вы помните, я был на приеме. И когда я увидел, как вы с Дойчами стоите и дружески беседуете, я предположил… ну, так или иначе, он хороший человек. Я хочу сказать, когда он поднимается на кафедру, — он выпрямился на стуле и оглядел комнату, имитируя рабби Дойча на кафедре, — и произносит проповедь этим своим голосом, иногда прямо мурашки бегут по спине. Конечно, я не очень много общался с ним, но слышал, что говорят люди: он произвел на них впечатление, я имею в виду, даже на местных христиан. Вы знаете, что они попросили его работать в библиотечном комитете? А это для постороннего… И насчет ребицин, вы знали, что ее брат — Дэн Стедман, я имею в виду телекомментатора? Они сразу пришлись у нас ко двору и хорошо вписались.
