Они только легко позавтракали и были очень голодны. К счастью, стюарды и стюардессы начали разносить еду, как только самолет поднялся в воздух. Некоторых пассажиров они пропускали. Человек, сидящий через проход от рабби, сказал стюарду:
— Этому человеку не дали поднос.
— Я знаю, — сказал стюард. — Вы его адвокат? — и пошел дальше по проходу.
Мужчина наклонился к рабби.
— Грубиян. Эти молодые израильтяне все грубияны — никакого уважения.
Объяснения пришлось ждать недолго. Как только стюарды покончили с подносами, они начали разносить плоские картонные коробки с надписью: «Строго кошерно».
— Ага, так бы и сказал. А наш обед не кошерный? Мне говорили, что на Эль-Аль вся еда строго кошерная.
— А вы спросите у стюарда.
— И опять наткнуться на хамство?
— Хорошо, я спрошу. Мне и самому интересно.
Когда стюард в следующий раз проходил мимо, он тронул его за рукав.
— А наш обед не кошерный? Насколько те более кошерны?
Стюард пожал плечами и улыбнулся.
— Я летаю шесть лет и все еще не выяснил.
Рабби улыбнулся и кивнул в знак благодарности, но сосед медленно покачал головой.
— Фанатики, вот кто они такие. Их, наверное, полно в Израиле.
Вскоре после обеда погасили свет, и пассажиры устроились на ночь. Мириам и Джонатан спали, но рабби удалось только подремать урывками. Однако, когда встало солнце, он был абсолютно бодр. Мириам уже проснулась, как и добрая половина пассажиров. В проходе двое или трое мужчин в молитвенных накидках и тфилин стояли, повернувшись к окнам, и читали утренние молитвы.
— Ты проснулся, Дэвид? Стюард сказал, что скоро подадут завтрак.
Он кивнул, но не ответил, и по губам она поняла, что он читает молитвы. Закончив, он сказал:
— На этот раз я молился сидя. Но я хотя бы смотрел в правильном направлении. А они, — кивнул он на людей в проходе, — стоят неправильно.
— Что ты имеешь в виду?
— Самолет летит на восток, а они смотрят на север и на юг.
Сосед снова тронул его за руку и показал на молящихся.
— Что я вам говорил? Фанатики!
После завтрака пассажиры начали готовиться к приземлению, хотя впереди еще было несколько часов полета. Они рылись в сумках в поисках паспортов и адресов, кто-то вставал, чтобы поговорить с друзьями, кто-то записывал маршруты и адреса новых знакомых. Время от времени пилот объявлял об интересных местах, появлявшихся в разрывах облаков, — Альпы, побережье Греции, греческие острова, — и пассажиры тут же послушно прилипали к окнам. Наконец он объявил, что самолет приближается к Израилю, к аэропорту Лод. В иллюминаторах по правому борту промелькнули зеленые поля, затем появилось полоса черного асфальта. Когда несколькими минутами позже самолет мягко приземлился и стал выруливать к стоянке, в пассажирском салоне раздался взрыв аплодисментов, но было ли это восхищение мастерством пилота или облегчение от того, что длительное путешествие закончено, и они теперь в безопасности на земле Израиля, рабби не знал. Он заметил, что у Мириам влажные глаза.
На иврите пилот сказал:
— Благословенны прибывшие в Израиль, — и затем перефразировал по-английски: — Добро пожаловать в Израиль.
Очевидно, только что прошел дождь, на асфальте были лужи, они шли к залу ожидания, держа за руки Джонатана и не давая ему шлепать прямо по воде. Воздух был мягок и чист, как майским утром.
Большая толпа встречающих ожидала за барьером таможни. Следя за багажной лентой, Мириам и рабби в то же время отыскивали в море лиц кого-нибудь похожего на фотографию Гитель в семейном альбоме, сделанную много лет назад. К тому времени, как они получили свои сумки и прошли таможенный досмотр, толпа значительно поредела, но, тем не менее, они не видели никого похожего на Гитель. Только они уселись на скамью, и Мириам начала рыться в сумке в поисках записной книжки, как появилась Гитель и тревожно спросила:
— Семья Смолл? Мириам?
— О, Гитель!
Гитель прижала Мириам к груди и неуверенно протянула руку рабби. Он взял ее за руку и поцеловал в подставленную щеку.
— А это Джонатан! — Она взяла его за плечи, отодвинула и восторженно прижала к себе. Затем отпустила и отступила на шаг, чтобы оглядеть всю семью. Теперь она была готова действовать.
