Пятьдесят лет назад я переехал в один из городков Новой Англии — «янки-городок», названный в моих книжках Барнардс-Кроссингом. Евреев там было немного, и когда они решили учредить синагогу, ее пришлось сделать консервативной (о трех, конечно, не могло быть и речи), — чтобы характер службы не был слишком чужд ни для нескольких пожилых ортодоксов, ни для реформистов[4]. По правде говоря, большинство из них о своей религии знали очень мало или совсем ничего. Они были американцами во втором или третьем поколении. Их родители немногое усвоили от своих родителей-иммигрантов и еще меньше передали своим детям. Лишь один-два человека из числа старых ортодоксов соблюдали дома кашрут[5].
О религии как таковой они знали по книгам или фильмам, но принципы иудаизма им были почти неизвестны. Типична реакция одного молодого адвоката, который попросил нанятого общиной раввина благословить только что купленный им кадиллак. Он удивился и обиделся, когда раввин ему отказал, сказав, что не может благословить вещь. Большинство друзей адвоката, которым он рассказал об этом в синагоге, отнеслись к этому так же.
Несоответствие между взглядами раввина и прихожан и возникавшие в результате этого проблемы показались мне весьма занимательными, и я написал об этом книжку. Мой издатель, Артур Филдс, счел ее скучноватой и в шутку предложил мне оживить текст, добавив в него кое-какие захватывающие моменты из моих детективных рассказов. Проходя как-то мимо большой стоянки для машин возле нашей синагоги, я вдруг поймал себя на мысли, что это очень удобное место, чтобы спрятать труп. И поскольку раввин — это человек, обладающий юридическими знаниями, чья главная функция — разрешать представленные на его рассмотрение споры, мне показалось, что в качестве детектива-любителя, докапывающегося до истины, это будет идеальный персонаж. Так родился рабби Дэвид Смолл.
Сидя на диване в гостиной, Мириам с головой ушла в воскресную газету. Услышав стук двери между прихожей и кухней, она позвала:
— Дэвид? Мистер Рэймонд позвонил, как только ты уехал. Похоже, что-то важное.
Потирая руки от холода, рабби Дэвид Смолл вошел и встал перед радиатором.
— Я видел его в храме[6].
— Ты опять без пальто?
— Я прошел от машины до храма, только и всего.
— Всю зиму ты проходил с простудой.
— Один-единственный насморк…
Несмотря на хорошее здоровье, рабби Смолл был худ и бледен и выглядел намного старше своих тридцати пяти из-за близорукости и сутулости. Свекровь всегда напоминала Мириам, что он должен побольше есть.
— Один, но всю зиму. Он хотел тебя видеть по поводу контракта?
Рабби покачал головой.
— Нет, чтобы сообщить, что правление постановило не проводить общинный Седер[7] в будущий Песах[8].
Мириам заметила, что он чем-то недоволен.
— Но до Песаха еще четыре месяца.
— Четыре с половиной месяца, — поправил он. — Но сообщил он не для того, чтобы предупредить заранее. Как наставник религиозной школы я должен передать директору, что не надо начинать готовить детей к службе. Это называется обращение по инстанции: когда я был капелланом в армии, по всем вопросам я должен был обращаться к пастору Беллсону, а не непосредственно к полковнику.
Она не могла не заметить горечь в его тоне.
— Он сказал, почему они решили не проводить Седер?
— Только после того, как я спросил. Он сказал, что за последние два года мы только потеряли на этом деньги.
— Ты недоволен?
— Я недоволен тем, что меня не пригласили обсудить это с правлением. Меня уже не волнует, что я не присутствую на их заседаниях, хотя каждый новый состав приглашал меня с самого начала, шесть лет подряд. То, что эти решили обойтись без меня, достаточно показательно. Но празднование Песаха относится к юрисдикции раввина, и я вправе надеяться, что они хотя бы поинтересуются моим мнением. Зачем я здесь, если я не участвую в решении подобных вопросов? Я что, просто функционер, отвечающий за проведение церемоний? Они что, думают…
— Но ты уверен, что это преднамеренно, Дэвид? — спросила она с тревогой. Он был очень раздражителен последнее время, и она попыталась успокоить его. — Они новички, наверное, просто чего-то не понимают…
