– Понятно.
Он наклонился ко мне.
– Я рад, что он захватил меня, а не тебя. Ты бы погибла ужасной смертью. Никто не заслуживает столь страшного конца, Келси. Лучше бы люди Локеша захватили меня или Кишана, чем тебя.
– Да. Ты поступил, как настоящий рыцарь.
Он пожал плечами и отвернулся к освещенному бассейну.
– Рен, что он… с тобой сделал?
Он повернулся ко мне, опустил глаза на мою распухшую лодыжку.
– Можно?
Я кивнула.
Рен осторожно приподнял мою ногу и положил себе на колено. Легко коснувшись багрового синяка, он покачал головой и подложил мне под ногу подушку.
– Мне очень жаль, что ты была ранена в схватке. Какая досада, что ты не исцеляешься так же быстро, как мы.
– Ты не ответил на мой вопрос.
– В этом мире есть вещи, которыми не стоит делиться. Хватит того, что кому-то одному приходится помнить о них.
– Но порой бывает легче, если рассказать кому– нибудь.
– Когда я почувствую, что готов это сделать, я поделюсь с Кадамом или Кишаном. Они закаленные мужчины и в своей жизни видели немало ужасов.
– Я тоже закаленная!
Он рассмеялся.
– Ты? О нет, ты слишком нежна, чтобы услышать о том, что я перенес.
Я с вызовом скрестила руки на груди.
– Я вовсе не неженка!
– Прости. Я не хотел тебя обидеть, но выбрал неудачное слово. Ты… ты слишком чиста и невинна, чтобы я мог поделиться с тобой. Я не хочу отягощать твою память мыслями о том, на что способен Локеш.
– Но это могло бы помочь тебе!
– Ты и так принесла достаточно жертв ради моего спасения.
– Но ведь ты вынес все эти муки только потому, что защищал меня!
– Я этого не помню, но если бы смог вспомнить, то уверен, все равно не стал бы ничего тебе рассказывать.
– Наверное. Ты всегда был ужасным упрямцем.
– Да. Есть вещи, которые не меняются.
– Скажи, ты готов попробовать воскресить какие– нибудь воспоминания?
– Можно попробовать. С чего бы ты хотела начать?
– Почему бы не с самого начала?
Он кивнул, и я рассказала ему, как впервые увидела его в цирке, как работала с ним и как однажды он сбежал из клетки и улегся спать на тюках с сеном, а я ругала себя за незапертую дверь. Я рассказала ему о кошачьем стихотворении и о его портрете, который я нарисовала в своем дневнике. Самое странное, что стихотворение о кошке он вспомнил. И даже процитировал мне его наизусть.
Когда я закончила, оказалось, что пролетел целый час. Все это время Рен слушал меня очень внимательно и кивал головой. Но больше всего его заинтересовал мой дневник.
– Можно мне прочитать его? – спросил он.
Я смущенно поерзала.
– Думаю, это может тебе помочь… Там есть и твои стихотворения, и подробные записи обо всем, что мы с тобой делали вместе. Возможно, это как-то запустит твою память! Только сразу предупреждаю: приготовься к потокам девичьих чувств.
Он вопросительно приподнял бровь, а я поспешила объяснить:
– Понимаешь, нельзя сказать, чтобы у нас с тобой все сразу сложилось хорошо и гладко. Я то отказывала тебе, то брала свои слова обратно, то опять отказывала. И каждый раз это было довольно нелепо, но в тот момент мне казалось, я знаю, что делаю.
Рен улыбнулся.
– «Мне не случалось ни читать, ни слышать, будь то рассказ о подлинном иль басня, чтобы когда-нибудь струился мирно поток любви»[7].
– Когда ты успел прочитать «Сон в летнюю ночь»?
– Я не читал. Просмотрел книгу с самыми знаменитыми цитатами из Шекспира в университете.
– Ты мне об этом не рассказывал!
– Ах, значит, я все-таки знаю хоть что-то, чего не знаешь ты! – вздохнул он. – Поверь, эта ситуация для меня тоже очень неприятна. Прости за то, что невольно раню твои чувства. Я этого не хочу. Мистер Кадам рассказал мне, что ты потеряла родителей, это так?
Я кивнула.
– Представь, что ты не можешь вспомнить своих родителей. У тебя есть их фотографии, ты слушаешь рассказы о них, но сами они остаются для тебя совершенно чужими. Они помнят твои поступки, о которых у тебя не сохранилось никаких воспоминаний, они связывают с тобой какие-то свои ожидания. Представь, что они мечтают о твоем будущем, причем эти мечты не имеют ничего общего с тем, что хочешь для себя ты.
– Это было бы очень тяжело, – согласилась я. – Возможно, я даже усомнилась бы в том, что мне рассказывают.
