Среднюю полку украшают нелепые красные часы со стрелками, которые тикают не так, как обычно бывает у часов, а перекатывая звук то вверх, то вниз. У них свой особый цикл, из семи секунд, где каждая секунда звучит по-разному.
В центре средней полки стоит огромный экран ни к чему не подключенного телевизора. Его никто не смотрит. Он просто стоит и ждет, когда времена изменятся и по нему покажут что-нибудь важное. Раз в году, правда, он включается, и по нему смотрят ежегодный показ мод. Но смотрят не как шоу, а как репортаж с далеких островов, что-то далекое и запредельное.
Стеклянное сооружение рядом, похожее на приемную сигналов с Марса, какая-то ваза с дутыми стенками и рядом миниатюрные наушники, тоже из стекла. Там можно поймать мелодию о почтовых карточках из Парагвая. Старая песня, все так же красивая. Рядом стоят огромные черные колонки, из них исходит тишина, которая заглушает звуки машин на улице.
Прямо посредине комнаты стоит японская кровать. Наверное, на таких спали самураи. Она просто сбита из восьми кусков фанеры. У нее низкие ножки и она очень прочная. Как бы подробно я ни описывала эту забавную комнату, всегда остается что-то недосказанное: то ковер с телячьим рисунком, то люстра над кроватью, черная металлическая люстра, тяжеленная, как гиря, о которую все периодически ударяются головами. Она не светит и просто висит, устрашающе раскачиваясь. Но никто и не думает её снимать. Люстра служит для проверки реакции гостей. Крут ты и собран, или растяпа.
На потолке – карта несуществующих на земле континентов. Это просто странным образом размазанная по потолку известка, очертания которой превратили потолок в таинственную карту. Анабас ложится на свою кровать и часами разглядывает потолок, вглядывается в разводы и размышляет, планирует что-то. Может, дальние путешествия, а может, новые рассказы. Однажды он просто взял и переставил кровать с одного угла комнаты в другой. Как будто ощутил неясную угрозу с одного из континентов над головой. На паркете видны царапины от ножек стоявшей некогда там кровати, которые очевидно были пропилены серьезным ритмичным усилием. Анабас был еще тем ловеласом…
Ощущение от комнаты было своеобразным. Казалось, для одних она могла бы быть местом защиты и уюта, а для других – местом опасным и настораживающим, как логово волка. Она жила, она дышала и вертелась своими континентами на потолке, стенами цветов гор Аризоны, картинами цвета зеленой травы, коврами черно-пятнистых абстракций. Она была живой. И ничего, ну ровным счетом ничего, нельзя было предугадать.
В тот же день он поведал мне историю о четырех комнатах в его сердце:
“В моем сердце – четыре комнаты. Комната справа вверху занята моими бывшими женами. Это комната реальности и конкретики. Это реальные чувства и реальные поступки. Там нет места мечтам и иллюзиям, но она светлая и ясная, эта комната. Справа снизу живут мои тревоги. Там роятся беспокойства и страхи. Там леденящий душу холодок задувает свечи и становится не по себе. Там липкий страх вершит свои законы. Это комната борьбы.
Слева сверху живут прекрасные девушки. Девушки, которых я когда-то встречал. Девушки, которые промелькнули, как бабочки. Те, с кем никогда бы ничего серьезного не вышло. Но от воспоминаний о них становится тепло и уютно. Каждая из них пришла в мою жизнь не зря. В назначенное для нее время. Появилась в моей жизни и исчезла, как весенний ветерок. Как крылышко бабочки. Здесь живет мое чувство глубокой благодарности.
Слева снизу живет моя любовь к родным и близким. Здесь родители и друзья, моя дочь. Здесь все неоднозначно. Иногда сюда забредают сомнения и претензии. Иногда я жалею себя или обижаюсь. Здесь также живет прощение. А вот слева сзади, где-то под лопаткой живешь Ты. Рыжий спектр моей души. Мое хорошее Я. Ты чувствуешь меня так, как никто в жизни. Ты – душа моя и мое Альтер Эго. Мы с тобой одной крови, и я знаю, что я тебя знаю. Я встречал тебя. Мы с тобой – дикие пришельцы, в нас бурлят инстинкты”.
Наверное, никогда в жизни еще меня не охватывало такое дикое всеобъемлющее чувство радости! Я каким-то шестым чувством поняла, что спасена. Что он не оставит меня на съедение ревнивому жестокому Ромео, что всё у меня будет ХОРОШО.
