Ви пообещала. Она соврала весело и убедительно какому-то парню, позвонившему в субботу вечером, и Ивонне, которая позвонила в воскресенье утром, и каждый раз поднималась наверх, чтобы похвалиться Либби, как ловко она все это делает.
В течение всех выходных Либби даже не высунула носа наружу. Прочитала все, что принесла с собой, и затем начала перепечатывать начальные главы. Некоторые места навеяли на нее ужас: такой силой обладал талант Адама. И, работая с рукописью, она сказала себе, что согласна, если дойдет до этого, просто помогать ему, сделавшись пусть маленькой, но частичкой его гения. Это было гораздо больше, чем большинство женщин получают от жизни…
Он вернулся в коттедж незадолго до полудня, и Либби обрадовалась, что Дженни не было с ним. Она сидела за машинкой. До этого она развела огонь и, печатая, время от времени посматривала на тропинку, ведущую к вырубке, чтобы увидеть его сразу же, как только он появится. Она встала и пошла ему навстречу. Возможно, он не помнил, как она встречала его с волосами, облепленными эмульсионной краской, но она использовала любую возможность, чтобы возродить в его памяти старые воспоминания. Не горькие, а связанные с тем временем, когда он любил ее.
— Привет, — сказала она. — Кофе готов.
Либби не спросила, как он провел уик-энд, и он не рассказывал об этом. Она сказала, что забрала почту, перепечатала первую главу и приступила ко второй, и он одобрил ее, спросив:
— Хорошо провела уик-энд?
— Да, — улыбнулась она и поинтересовалась про себя, о чем он вспоминает, с кем встречался и о чем они разговаривали, как прошло время, когда они были наедине с Дженни. И шипы ревности медленно повернулись внутри нее, причиняя боль, и она с восхищением наблюдала за тем, как тверды ее руки, наливающие кофе.
Они проработали вплоть до полудня. Сделав паузу в диктовании, Адам спросил:
— Не могла бы ты брать с собой все, что записываешь, и перепечатывать дома в удобное для тебя время? Тебе нет необходимости просиживать здесь весь день.
— А зачем? Это очень приятное место для работы. — Так оно и было. Не многие девушки могли похвастаться таким же приятным офисом, как этот прелестный крошечный домик, стоящий посредине вырубки, которую окаймляют высоченные стройные сосны.
— Пойду пройдусь, — сказал он поднимаясь. — Меня не будет примерно с час. Можешь приготовить себе что-нибудь на обед.
— А когда ты будешь обедать?
— Возьму с собой пару яблок.
— Можно мне пойти с тобой? — попросилась она.
Он поколебался немного и затем согласился:
— Почему бы и нет.
Снаружи их встретил сильный, порывистый ветер, и не успел Адам открыть дверь, как порывом ветра растрепало волосы Либби, и одна прядь закрыла ей почти все лицо.
— Ты уверена, что тебе хочется прогуляться? — спросил Адам.
— Вполне, — ответила она.
Но эта прогулка ничем не напоминала предыдущие, когда она бродила с Адамом по холмам в давние-давние времена. Она даже не могла притвориться, что это хоть как-то напоминает те прогулки. Для нее находиться с ним было так же радостно и волнительно, как и прежде, но по всему было видно, что ему было совершенно безразлично, что она находится рядом. Они брели сквозь мокрые заросли вереска и говорили о книге, и он был удивлен, как много она узнала об этом, покуда она не призналась:
— В пятницу я взяла с собой все твои заметки.
— И они как-то тебе помогли понять смысл?
— Некоторые из них, но не все.
— Надо признать, что у меня такое же мнение, — улыбнулся Адам.
Ветер дул со всех сторон, его порывы пронизывали даже тогда, когда они были под защитой деревьев, и яростно набрасывались на них на открытых местах. На горизонте показался человек, который шел навстречу ветру, покачиваясь под его мощным напором. Это напомнило ей Никки с его серебряной трубой, и она спросила:
— Ты был в джаз-клубе после того?
— Нет, в последнее время не был.
— Встречался с Никки?
— Да.
Рассказал ли ему Никки о том, что она просила дать его адрес? Что она была в джаз-клубе и у него дома, прося его, если Адам напишет, дать ей знать «с тем, чтобы она могла попрощаться с ним»? Она бы написала Адаму, сохраняя связь между ними, чтобы в конечном счете, как сказал дядя Грэй, уйти к нему.
