Она не заметила, когда случилось непоправимое, но почувствовала, что в воздухе запахло порохом. И вдруг Мэйсон, все в той же вежливой манере, спросил:
— Были ли у вас осложнения с полицией?
Либби, до этого спокойно сидевшая, не проронив ни слова, взорвалась от негодования:
— Дядя, как ты можешь такое говорить? — и затем услышала ответ Адама:
— Да.
В комнате воцарилась мертвая тишина. Было слышно лишь тиканье настенных часов и как снаружи Эйб ругался на кошку. Либби ждала, что Адам все объяснит, но он не проронил больше ни слова, и тишина была такой, что резало в ушах. Она сделала попытку нарушить это гнетущее молчание:
— Что.
Резкий голос дяди прервал ее на полуслове:
— Извините, Роско, но в таком случае, полагаю, я не могу доверить вам свою собственность.
— Подожди, — раздался голос Либби, — это же может быть простое превышение скорости. Нельзя же делать такие поспешные выводы. Адам, ради Бога, коль скоро ты начал, объясни нам, что это все значит?
— Это было не в результате превышения скорости, — ответил он. — Это была кража со взломом.
— Это сделал ты?
— Нет.
Грэм Мэйсон резко произнес:
— В жизни не встречал ни одного мошенника, который сознался бы в содеянном.
— И часто вам приходилось с ними встречаться?
— Думаю, не так часто, как вам.
Неприязнь была явной, на грани ненависти. Грэм Мэйсон сжал зубы так, что у него на щеках заходили желваки. Он отрезал:
— Извините, Роско, но мне не хотелось бы, чтобы вы приходили сюда.
— Это ваша собственность, — сказал Адам, поднимаясь со стула.
— Это касается не только вашей работы. Я не хочу, чтобы вы продолжали встречаться с Либби.
— Разве не Либби решать, с кем ей встречаться? — спокойно спросил Адам.
Неужели их ничем нельзя было образумить? Дядя Грэй не мог быть таким нетерпимым, и почему Адам не объяснил ничего, ведя себя так, будто сказал все, что было нужно сказать?
— Считаю, вам лучше уйти, — решительно заключил Мэйсон.
Если бы Роско промедлил хотя бы минуту, он вытолкал бы его силой. Но тот не заставил себя ждать. Несколько секунд он внимательно смотрел на Либби, затем сказал:
— Желаю вам обоим всего хорошего, — и вышел, плотно притворив за собой дверь.
Либби бросилась за ним, но дядя схватил ее за руку:
— Либби, прошу тебя, не надо!
Она попыталась высвободить руку:
— Что ты имеешь в виду под этим «не надо!»? Он не может уйти вот так!
— Может. И пусть лучше уходит подобру-поздорову.
— Ты не справедлив. Не дал ему никакого шанса!
— Ты слышала, что он сказал. Этот человек — мошенник.
— Он же не делал этого. Как ты можешь быть уверен, что он лжет? Ему не нужно было тебе ничего говорить. Ведь тебе ничего не известно и ты никогда об этом ничего не узнаешь.
— Нет, узнаю. И он знает это.
— Тебе хорошо так говорить, — в исступлении чуть не закричала она. — У тебя жизнь не была такой тяжелой, как у Адама. У него нет ни дома, ни семьи.
— Меня нисколько это не удивляет. Бог знает откуда он взялся, из какого рода-племени.
Она была готова разрыдаться от бессилия и гнева, который переполнял ее, не находя выхода. Она была потрясена: как ее дядя, всегда такой справедливый и чуткий по отношению к людям, мог говорить подобные слова? Словно слепая, она подошла к креслу и, как подкошенная, рухнула в него.
Глядя на нее, Грэм Мэйсон мягко произнес:
— Я очень сожалею, Либби.
— О том, что ты только что сделал?
— Сожалею, что у меня не было другого выбора. Возможно, у меня было предубеждение против него. Все, что я до этого услышал о нем, говорило мне, что это не тот человек, с которым ты могла бы общаться. По крайней мере, мне не хотелось этого. Но теперь, когда я увидел его, понимаю, о чем говорил Ян.
Конечно! Все дело в Яне! Одному Богу известно, что он рассказал дяде, но этого было достаточно, чтобы эта встреча заранее была обречена на неудачу. Она проговорила резким тоном:
— Ты не дал ему ни единого шанса, разве не так? Тебе было для этого достаточно слов Яна, так как тебе хочется, чтобы я стала его женой, а он считает Адама своим соперником.
— А это так?
Наступила тишина.
— Он что, действительно является соперником? — повторил свой вопрос дядя Грэй.
