Они присели лицом друг к другу. Ян согревал фужер в ладонях и медленно потягивал из него.
— Отличный бренди, — оценил он, — у твоего дяди прекрасный погребок.
— Я передам ему твой отзыв. Он будет ужасно рад.
Она знала, что за этим последует. Он начнет сейчас распространяться о винах с видом светского человека, который обладает тонким вкусом в таких вещах. Адам, словно прочитав ее мысли, совершенно не собирался поддерживать разговор на эту тему. Ее начал обуревать гнев. Адам был ее гостем, и ей не хотелось, чтобы он почувствовал себя не в своей тарелке, совершенно посторонним человеком.
— По мне, они все на один вкус, — сказала она. — Не могу отличить одно виноградное вино от другого. А все сорта бренди кажутся мне совершенно одинаковыми.
— Ты говоришь глупости, — улыбнулся ей Ян. — Не так ли, Роско?
— В данном случае, — согласился Адам, — именно так. Это один из лучших арманьяков, которые я когда-либо пробовал. — Он посмотрел содержимое фужера на свет и пояснил: — Одно время я работал в баре.
Либби прикусила губу, чтобы не рассмеяться во весь голос.
Правда, вопреки ее опасениям, Ян не испортил оставшуюся часть вечера. Он был весел, остроумен, говорил об их общих друзьях, о домах и местах, где им доводилось бывать с Либби, окунувшись в доброжелательный маленький мир, который принадлежал им обоим. Он расспрашивал Адама, и ответы последнего — вежливые, но лаконичные, без лишних деталей — создали портрет бродяги, человека без какого-либо положения в обществе. Это была ложная картина, по твердому убеждению Либби, однако все звучало довольно убедительно именно в пользу этого.
Наконец она произнесла в отчаянии:
— Мы собирались с Адамом где-нибудь поужинать.
— Действительно? — спросил Ян. — А где?
— Месяц назад в Эджфорде открылся новый китайский ресторанчик.
— Говорят, там неплохо кормят, правда, я еще там не бывал. Очень хорошо, я тоже еще не ужинал.
Он собирался ехать с ними, и ей так хотелось, чтобы Адам сказал: «Вы нам не нужны, отправляйтесь домой и ужинайте там». Но Адам вел себя так, будто его забавляет такой поворот событий, и она была почти уверена, что стоит ей сказать Яну, что тот не может ехать с ними, как Адам наверняка скажет: «А почему бы и нет?»
В результате они сидели за столиком, накрытым на троих, и не успели сделать заказ, как из-за соседнего столика раздался приветственный возглас, после чего к ним подсели еще двое.
Дженни Драйвер, высокая, темноволосая, довольно вызывающе одетая девушка, во все глаза рассматривала Адама.
— Привет, — с придыханием произнесла она. — Где же это Либби нашла вас?
— Он только недавно поселился в Сторожке лесника, — пояснила Либби.
— Так это же груда кирпича. Это же настоящая развалина, разве не так?
— Далеко не так. Груда кирпича с крышей над ней.
— Ужасно хотелось бы взглянуть на этот домик.
— Там не на что особенно глядеть, — улыбнулся в ответ Адам.
Отказ был сделан в мягкой, но решительной форме, и Дженни пожала плечами.
— Тем не менее, если окажусь в тех краях, я попытаю счастья и постучусь к вам в дверь.
Дерек, юноша, с которым пришла Дженни, счел нужным вмешаться, заговорив о еде, и Либби была ему за это очень благодарна. «Я ревную», — подумала она с удивлением, вонзая нож в массивный кусок свинины в кисло-сладком соусе. Никогда прежде не испытывала она чувства ревности, и сейчас ей это было неприятно. Ее охватил страх, поскольку она догадывалась, что это чувство может усугубиться, что еле ощутимая пока боль может достичь опасных размеров, превратившись в агонию, которая может разорвать ее на части.
Ужин ей не понравился, и, когда он закончился и возник разговор о том, чтобы продолжить его дома у Дженни, Либби возразила:
— Если вы не против, то я бы сказала, что с меня достаточно. У меня что-то разболелась голова.
Дженни была само сочувствие — достала из сумочки пару таблеток аспирина и заставила их проглотить. Затем Ян предложил отвезти Либби домой, а следом и Адам сказал, что ему пора.
— Может, все же заедем ко мне на чашку кофе? — продолжала обхаживать Адама Дженни, обращаясь в первую очередь к нему.
— Благодарю вас, не могу.
