— Большая! — вздохнула Нюня.
— Еще бы! — сказал Фима. — На них никто не нападает в джунглях. Но, между прочим, когда идут в поход муравьи, эти слонихи удирают бегом, как собачишки.
— Ничего себе! — с уважением сказала Нюня перенятой у Фимы поговоркой.
Они ходили от вольеры к вольере, от клетки к клетке.
Мартышки сидели в клетках по двое, по трое, чистили друг другу и детенышам шерстку, а когда им это надоедало, прямо-таки летали по клеткам. Только макака Марианна сидела одна. Увидев Фиму, она сердито закричала, и Нюня объяснила, что Марианна не любит мальчиков и мужчин.
— Она же не знает, что ты хороший! — прибавила Нюня, чтобы Фима не обиделся.
— Все понятно, — сказал Фима. — Ухаживал за ней какой-то плохой человек, она теперь и думает, что все мужчины такие.
Потом смотрели тигров и львов.
— Звери — это что! — сказал Фима. — Возьми, скажем, тигра — стал нападать на селение, бывают такие тигры-людоеды. Значит, что делают? Выделяют охотников и тигра убивают. Так? А если на поля индейцев приходят муравьи, тогда что?
Нюня хотела крикнуть «а я знаю», но не решилась. А Фима торжествующе, словно сам был муравьем, сказал:
— Тогда индейцы просто бросают поля, бросают селения и уходят на новое место. Или вот в поле валяется труп лошади…
— Ой, лошади! — сказала испуганно Нюня, до этого она как-то не очень думала, а тут ей ужасно стало жаль лошадь.
— Труп! — успокоил ее Фима. — Кто, ты думаешь, быстрее всего справится с этим трупом?
— Лев! — крикнула Нюня.
— Куда там твоему льву! Мухи!
Нюня грустно смотрела в землю, потом подобралась вся и крикнула:
— А я знаю! Нужно всех насекомых уничтожить!
— Уничтожить! Ты бы хоть думала, прежде чем говорить, — сказал презрительно-презрительно Фима. — Ну, ответь, может ли человек без насекомых жить?
— Ну, пчелу оставить, — робко предложила Нюня.
— Пчелу! А комара? В одном вот месте комаров уничтожили, и сразу рыба пропала. Рыбные-то детеныши чем кормятся? Ага! А муравьи? В лесу если нет муравьев, считай, лес совсем пропал. А знаешь, что такое лес? Без него и урожая не будет, и дышать людям станет нечем.
— Значит, насекомых терпеть надо? — грустно, но все-таки с готовностью сказала Нюня. — А как же эти муравьи… ну от которых все бегут?
— Господи, какие все-таки малограмотные растут дети! — со взрослой скорбью сказал Фима. — Не терпеть, а знать их нужно.
— Ага! — рассеянно сказала Нюня. Ей уже надоела Фимина лекция, и она увидела что-то очень интересное. — Смотри, Фима, что это такое?
За оградой возле будки, похожей на собачью, сидело, привалясь к стенке, такое необычное животное, словно его и на свете-то быть не могло. Его мохнатое тело было похож и на медведя, и на человека. Оно сидело, точь-в-точь как какой-нибудь уставший от жары старик, однако вместо головы у животного была какая-то трубочка. Трубочка, да и все — ни мозгов, ничего такого, кажется, там и не могло помещаться. А между тем животное так же явно чувствовало жару летнего дня, как Нюня или Фима, оно явно было таким же настоящим и живым, как они. Нюне это показалось унизительным. И она сказала:
— Но человек умнее, правда?
— Это ты к чему?
— Человека нельзя уничтожать, правда?
— А кого можно? — подозрительно спросил Фима.
Что насекомых нельзя, это Нюня уже знала.
— Ну, разных неумных животных, — сказала неопределенно она.
— Вот ты и есть неумная, — с грустной убежденностью ответил Фима. «Неумных»! Считать себя лучше всех и остальных всех давить и уничтожать — это, что ли, ты называешь умом? Это фашизм, а не ум! Ты лучше всех, да? Ну, а вот скажи, можешь ты звезды видеть днем, как маленький мурашик!
Нюня подумала и сказала:
— Могу.
Ей и в самом деле показалось почему-то, что может.
— Можешь! Как же! Сказала тоже! А можешь ты слышать, как рыбы разговаривают?
— Ну, вот если опуститься под воду… — начала деловито Нюня, но Фима ее перебил:
— Ты даже мышь не услышишь, не то что рыбу или дельфина! А ты можешь слышать ямкой под коленкой?
Нюня подумала и почесала под коленкой — ей показалось, что она может слышать этой ямкой, только она у нее не привыкла и чешется.
А Фима продолжал, как из пулемета:
