Саид обошел стол, и Хлоя шагнула к нему, сжимая кулак. Он поймал ее руку, останавливая замах, и подтянул ее к себе.
— Думаешь, что сможешь меня ударить? — спросил он, крепко держа ее, но не причиняя боли.
— Может, мне удастся сломать тебе нос. Не важно, сколько у тебя мышц, все равно найдутся уязвимые места.
— Если полагаешь, что от сломанного носа мне будет больно… ты плохо представляешь, на что я способен. Что я перенес.
Он опустил голову, встречая ее взгляд. У Хлои внизу живота вспыхнул жар. От Саида пахло сандалом, чистой кожей… Это были не те запахи, которые она обычно ассоциировала с мужчинами. Ее отец пах алкоголем, потом и табаком. Иногда кровью. А во взрослом возрасте она оказывалась рядом с мужчинами только тогда, когда им приходилось делить микроскоп, — те пахли химикатами.
— Если отпущу, обещаешь убрать когти? — спросил Саид.
— Только если будешь следить за языком.
— Тогда мы зашли в тупик: я не обязан следить за тем, что говорю.
— К дипломатии у тебя действительно никаких способностей.
— Я этого и не говорил, — резко сказал Саид.
— Мне не нравится то, что ты говоришь. Совсем.
— Я не пытаюсь причинить тебе вред, — приглушенно сказал Саид. — Но говорю чистую правду. Не пытаюсь выдать ситуацию за что-то другое, сделать приятнее. Все непросто. — Он выпустил Хлою и отступил. — Но мы переживем это, и Аден тоже. Если все сделать правильно, у него все будет хорошо. Он тут главный, а не мы.
Сердцебиение отдавалось у Хлои в висках, голова кружилась.
— В этом мы можем согласиться, — сказала она.
— Тогда, может, хватит драм?
— Как только ты перестанешь вести себя как дурак.
Саид свел темные брови.
— Никто не смеет так со мной говорить, — заявил он без тени высокомерия.
Он просто констатировал факт, и Хлою это не удивило. Она не понимала, откуда у нее смелость так с ним разговаривать. А может, это не смелость, а необходимость оттолкнуть его. Гнев безопаснее, чем притяжение, которое она испытывала. Намного безопаснее.
— Люди, которые знают, как вести себя в приличном обществе, так не разговаривают, — заявила она.
— Я много времени провожу в неприличном обществе.
— Это очевидно. — Хлоя скрестила руки на груди.
— Разговор окончен.
— А как же ужин?
— Как ни странно, я предпочту поужинать у себя. Или во вражеской тюрьме. Все лучше, чем здесь.
— Ты… ты…
— Я открою счет на твое имя. Ты будешь получать щедрое жалованье. Завтра я встречаюсь с прессой… — Он внезапно замер, тело свело напряжением. — Мы не будем выносить Адена к людям, но в маленьком конференц-зале к нему пройдут представители прессы, у которых есть пропуска. Ты будешь держать его на руках на протяжении всех интервью, но не будешь говорить.
— Мне молчать? — возмутилась она.
— Вопросов о теории струн не будет, а значит, говорить тебе не нужно. Можешь идти.
— Могу?
— Ты все время переспрашиваешь. Пустая трата времени.
— Я… ты меня так отсылаешь?
— Ты же не хотела со мной ужинать. А теперь жалуешься, что тебе не надо этого делать?
— Я хотя бы получу ужин у себя в комнатах?
— Нет. Будешь сидеть на хлебе и воде. Как все мои слуги. Разве ты не знала, что в пустыне живут варвары?
— Я серьезно!
— Я тоже. Осторожно, а то тебя прикуют за ногу к моей кровати.
И словно электрический ток заискрил между ними, пронизывая все жаром и энергией. Хлоя не могла отвернуться, хотя и хотела. А затем у нее в сознании вдруг возник образ, отчетливый и реальный. Она, привязанная к кровати, под его большим мускулистым телом. Абсолютная сила. Абсолютная власть. А она совершенно беспомощна, во власти мужчины, не способного на нежность.
Всплеск страха прогнал дурман.
— Ты отвратителен, — бросила она.
— Может, и так. — Его взгляд не изменился. — Меня еще и не так называли; и я допускаю, что немало из этих определений — правда. Вполне вероятно, даже все.
— И тебя это не смущает?
— Какая мне разница, что думают другие? Я создан для того, чтобы достигать результата. Не для того, чтобы завоевывать публичное признание, но для того, чтобы поддерживать безопасность моего народа. Любыми средствами.
— Но теперь-то ты глава страны. У тебя другая работа.
Темные глаза стали ледяными.
