— А вот это и есть наш трудолюбивый Дроздовкин! — представил Саша перепачканного мазутом юношу.
— Коля! — показывая в улыбке ослепительно белые зубы, сказал молодой человек, протягивая мне для приветствия не ладонь, а запястье.
Я неумело пожала ее, а он засмеялся:
— Да, у нас тут не очень чисто, — он обвел рукою широкий круг.
Этот худощавый светловолосый юноша совершенно обезоружил меня своей открытостью. И он уж точно не был похож на лысоватого грузного Коляна, которого я видела в трюме. Впрочем, я не собиралась ограничивать свое знакомство с экипажем поисками Толянов и Михаев.
— Можно я вас сфотографирую! — спросила я, вынимая фотоаппарат.
— В таком виде?
— Вот именно в таком! — подтвердила я. — Человек на рабочем месте. То, что нужно!
Я сняла его на кране, возле крана, с ключом и без него. Саша же фотографироваться наотрез отказался. Он сказал, что «совершенно не фотогеничен, и вообще никому не интересна его физия».
— Расскажите о себе! — попросила я Дроздовкина.
— А что рассказывать? Школу закончил. Служил в войсках ФАПСИ. Знаете такие? Один раз был в Чечне.
— В Чечне? — удивилась я.
— Один раз! — подтвердил Николя. — Но никого не убил! Если это вас интересует?
— Да нет, вы не поняли, — смутилась я, — меня подвиги интересуют. Может, вы подвиг совершили?
— Вроде нет. Или если совершил, то не заметил.
— Ну, вот, к примеру, мы, прежде чем сюда попасть, тонули. Вы не хотели, например, вытащить нас? Это уже стремление к подвигу, — я внутренне сама себе поаплодировала, как тонко я его подвела к вопросу о том, где он был во время убийства.
— Нет! — его лицо стало грустным. — Я даже вас не видел. Моя смена как раз была. Я во — он там был, — он показал на стрелу крана. — У нас же буксир на крюке качался, никак нельзя было глазеть по сторонам. Техника безопасности и все такое.
Так, из списка подозреваемых выпал пока только один человек. Причем, у него абсолютное алиби — висящий на тросе буксир.
Я вздохнула. Конечно, мое сожаление относилось не к тому, что не Дроздовкин оказался убийцей, а к моим следовательским перспективам.
— А дальше что? После армии?
— Сюда вернулся. Устроился на плавкран. Так и живу. Женился вот. Недавно. Сыну пять месяцев исполнилось, — его лицо засияло детской улыбкой.
«С Николя все ясно, — подумала я. — Его главная любовь и гордость — жена и сын! А где же тот Колян, из трюма?» Почему — то тяжелый ящик из трюма бился назойливой мухой в моем мозгу. Или даже не мухой, а большим мохнатым шмелем. Мне казалось, что если я разгадаю загадку ящика, то пойму, кто убийца.
— Саша! У вас на борту есть еще люди с именем Николай? — обратилась я к вестовому, когда мы возвращались назад.
— Есть! А что?
— Да так, — как можно безразличнее ответила я. — Просто я вчера слышала, как кого — то называли Коляном.
— А, если Колян, то это трюмный матрос Николай Кравец, — хмуро ответил мне Комаров. — Но он вчера не был на рыбалке. Он после вахты отдыхал.
— Надо же? — удивилась я как можно более искренно. — Ну, может, раньше слышала это имя. Одним словом, я просто так спросила.
Глава, в которой появляется собака
Несмотря на бурную внутреннюю жизнь, наша махина двигалась вперед на самой малой скорости, и это при том, что встречные суда с надсадным гуденьем уступали нам дорогу. Иногда шлюпки и катера останавливались рядом с бортом или замедляли ход — люди с палуб удивленно рассматривали громоздкое сооружение, которое сначала принимали за баржу, груженую стройплощадкой. Один мужик, проплывая мимо на высоком укороченном катере, показал палец: во!
Густо обжитые подмосковные берега с уютными колоколенками и церквями то и дело мелькали за бортом. Стайка речных буксиров постепенно отстала, вернувшись в лоно родных портов. И только наш одинокий гигант разматывал бесконечный речной серпантин. С берегом и людьми нас теперь связывали лишь две шлюпки, которые заменили во время стоянки. Прикованные крепкими цепями, они внушали надежду, что берег есть, что он осязаем.
Миновав небольшой Пестовский водоем, мы направлялись к вершине северной речной короны — к Иваньковскому водохранилищу. После него начинался выход в Волгу.
