Я ничего не ответила капитану. Мне было его жаль — такого сильного на вид и такого ранимого внутри. Его жена, вероятно, была из тех людей, которые не умеют дарить тепло, как бы ни старались. И дело здесь не в ревности. Они окружат тебя заботой, они, кажется, готовы на все для тебя. Но рядом с такими людьми царит холод, а при общении остается пустота.
Он задумался, глядя на спокойную воду.
— Погрузка закончена! — подбежал к капитану вестовой.
— Вижу! Вижу! Степа! — по — домашнему ответил капитан и повернулся ко мне. — Знаете что, Наталья, вечером у нас будет рыбалка. Уверяю, что вы такого еще не видели. Придете?
— Обязательно, Александр Александрович!
Однофамилец знаменитого мореплавателя капитан Седов поднялся на мостик, и вскоре плавкран — корабль двинулся дальше. Я попыталась опереться на леер, натянутый вокруг палубы вместо бортика, но цепь ускользала от меня.
— Наташа! — окликнул меня матрос Степа. — Ты зря там пристраиваешься! Булькнешь за борт — и поминай, как звали!
— Хотелось побыть туристкой на вашем приятном судне! — поделилась я с ним. — Степ! А кого — то ты мне напоминаешь? Не могу вспомнить! Тоже длинный такой, голубей с чердака выпускал!
— Ха! — заинтересованно заржал Степа и подошел поближе.
Он действительно был длинным, моя голова едва доходила ему до груди. Даже странно — как только верста коломенская, так обязательно Степа! Или они вырастают до своего имени уже потом?
— Скажи — ка Степа? Где ребята отдыхают?
— Известно где — в кают — компании!
— Но там же курить нельзя! А вот где они курят? Есть такое место?
— Нету! У нас на борту курить запрещено!
— Но ведь курят же?
— А это уже нарушение приказа будет, — важно пояснил Степа. — Уж кому, где приспичит нарушать, там и нарушают, стало быть! Кто на рельсе длинной усядется, кто на платформе. Но все следят за окурками — масло везде и горючка.
Пожалуй, матросам больше нравилась «рельса». По рельсам передвигается, как мне потом объяснили, катучий мост. А на нем установлен мостовой перегружатель, который в народе называют козловым краном. Сооружен он по такому же принципу, как и обычный козловой кран, только побольше в размерах. Этот кран был таким огромным, что возвышался над всей палубой. Вот на этих высоких рельсах и любили посидеть мужики. Но мне на стальном листе сидеть в осеннюю пору вроде не полагалось. Да и не курю я вообще — то. Что для налаживания отношений не есть хорошо, как говорит мой папа. Известно ведь, что приятельские связи создаются в курилках.
Я отправилась в путешествие по плавкрану, раздумывая, где бы пристроиться, чтобы все видеть, но в то же время не сидеть на рельсе, не курить и не вызывать подозрений из — за того, что я вечно торчу на палубе?
Методично я обошла палубу, чтобы запомнить, где что находится, пока светло. Попадая на железный настил, я слушала вкусный звук отдающихся шагов. Иногда каблуки утопали в чем — то мягком. Везде было чисто выметено, как на городской улице. Въевшиеся пятна мазута и солярки были присыпаны песком, но не исчезли.
Жилой отсек на плавкране находится не посередине, как это бывает на теплоходах, а на носу. Из него ведут два выхода: налево и направо. В коридоре жилого отсека настелен линолеум, а в каютах, как я успела заметить — ковры. И это при работе с соляркой и мазутом? Заметив возле входа кучу домашней обуви, я поняла, какой выход нашли ребята. Они переобувались в жилом отсеке, сбрасывая грязные сапоги. Поэтому — то капитан встретил нас в тапочках — он просто не успел переобуться, он же смотрел на нас из своей каюты в бинокль.
Некоторые матросы щеголяли по жилому отсеку в носках и даже в белых. Все это сильно напоминало деревенский дом: тапочки, носки, стирка и выход на две стороны, похожий на сени. Здесь только бочек с квашеной капустой недоставало.
Выйдя на улицу, я принялась осматривать жилой отсек снаружи. На нем было навешано множество дверей, но куда они вели — неизвестно. Для кладовых и подсобок на первом этаже было слишком мало места, скорее всего, это были двери, ведущие в трюм, возможно, не связанные с основным пространством нижнего отсека.
