Он ослепительно улыбнулся.
Кларисса колебалась, и Джеймс напрягся. Они не могли позволить себе оскорбить Беннетта в самом начале игры.
— Non, мистер Беннетт, никакой обиды, — ответила Кларисса и сопроводила свой ответ большим глотком бренди.
— Я опьянела, да? — спросила Кларисса, когда Джеймс вел ее по лестнице. Ей казалось, что ее тело стало тяжелым как свинец, каждый шаг требовал неимоверных усилий.
Джеймс крепче обхватил ее за талию.
— Ради Бога, говорите тише. Не надо кричать.
Кларисса не могла сообразить, о чем он толкует. Она едва слышала его, тем более себя. Она не протестовала и позволила отвести себя в спальню и усадить в кресло у камина.
— Хорош-ш… — не сумела закончить слово Кларисса.
— Да, — ответил Джеймс, стоя над ней и уперев руки в бока. — Вы опьянели.
— Сильно навеселе? — Кларисса безуспешно пыталась закинуть ногу на ногу.
— Да.
— Совсем пьяная?
Джеймс кивнул, подтверждая ее слова, потом опустился перед ней на колени и потянул за узел шейного платка.
— Пьяная как зюзя? — спросила Кларисса. — Хотя должна признать, что я совсем не понимаю этого выражения. И «навеселе» не понимаю, но «как зюзя» уж совсем ни на что не похоже.
Он не обращал внимания на ее лепет и молча раздевал ее с отчужденной педантичностью.
Клариссу это раздражало. Даже пребывая в таком плачевном состоянии, она понимала, что ее возмущал не тот факт, что он раздевал ее. Нет, ее возмущало то, что он казался абсолютно равнодушным к ней.
— Должна сказать, — начала она, приподнимаясь, потому что он стаскивал с нее рубашку, - это совсем не похоже на то время, когда вы специально наливали мне слишком много шампанского.
Его пальцы замерли, пуговица застряла в петле на полпути.
— Кларисса, если мне не изменяет память, вы выпили два бокала, и это вы стащили шампанское у родителей, когда у них был и гости.
— Два бокала, и все? — Кларисса смотрела, как Джеймс управляется с ее пуговицами. — Разве не тогда мы в первый раз занялись любовью?
Он высвободил из рукава одну ее руку, потом другую и бросил рубашку на пол.
— Кларисса, нам нужно говорить об этом? — Его голос звучал угрюмо и непреклонно.
Он присел, чтобы снять с нее сапоги, и легко стянул сначала один, потом другой.
— Я любила вас, вы знаете. — Кларисса не собиралась произносить это вслух, но судя по тому, как резко Джеймс вскочил на ноги, она это сделала. — Больше, чем кого-либо до нашей встречи и после нее. Вам не нужно было заботиться о шампанском. Я сама хотела…
Джеймс приподнял Клариссу, поставил перед собой на ноги и начал разматывать полоску ткани вокруг ее груди.
— Кларисса, вы пьяны. Вы не знаете, что говорите.
Она схватила его за руки, чтобы хранить равновесие, и посмотрела ему в глаза.
— И вот что получилось в результате полета фантазии испорченной молодой женщины — мы оказались вместе, несмотря ни на что.
— Кларисса… — умолял он хриплым голосом, заканчивая разматывать бандаж. С трудом отцепив ее руки, он смотрел на нее потемневшими глазами. — Нет смысла вспоминать прошлое.
Она закрыла глаза и покачивалась, испытывая облегчение оттого, что можно свободно дышать. Джеймс обнял ее и прижал к себе, его руки оказались на ее голой груди. Кларисса положила на них свои руки.
— Я думала, вы тоже хотите меня. Как я могла так ошибаться?
Кларисса открыла глаза, посмотрела на него, и у нее перехватило дыхание от того, что она прочитала на его лице. Ему тоже было больно, боль сидела глубоко в его сердце, но она не замечала этого, потому что он прятал ее.
А потом он жестко поцеловал ее, впившись в губы, потому что ему хотелось большего. Его язык с такой силой понуждал ее губы раскрыться, что это и испугало Клариссу, и взволновало. Он подхватил ее на руки — она почувствовала их силу. Она обвивала руками его шею, прижималась голой грудью к его груди и с ответной страстью не давала разомкнуться их губам все то время, пока Джеймс шел к кровати.
И тут он подбросил ее в воздух, и она приземлилась, распростершись на мягком упругом ложе.
— Доброй ночи, Кларисса, — медленно проговорил он, тяжело дыша.
Голова у нее кружилась, и она закрыла глаза, уверенная, что плохо расслышала. Но когда она снова открыла глаза, он исчез. Она была одна в очень красивой голубой комнате.