Донна Мерседесъ невольно послѣдовала за Люсилью до узкой двери ведшей въ мастерскую.
Маленькая женщина старалась спрятать альбомъ съ испорченными листами между лежавшими на столѣ папками, бумагами и книгами.
— Ну что ты скажешь о медвѣжьей берлогѣ? — спросила она ее черезъ плечо? — Вѣдь мой другъ славно устроился?
— Да, на деньги своей жены, — сказала донна Мерседесъ съ холоднымъ презрѣніемъ и небрежно подошла къ мольберту, который стоялъ среди мастерской задомъ къ стеклянной стѣнѣ зимняго сада.
На губахъ ея замерло уже готовое сорваться какое-то очевидно рѣзкое замѣчаніе, и она невольно въ ужасѣ отступила, — можетъ быть ей, пораженной изумленіемъ, показалось, что свѣтъ факеловъ, изображенный на картинѣ, падалъ также и на нее, какъ онъ предательски падалъ на группу женщинъ, спасшихся бѣгствомъ и спрятавшихся въ кустахъ. Во дворцѣ, откуда только что въ страхѣ бѣжали эти четыре женщины, разбуженныя среди ночи, ихъ разыскивали убійцы. Покровительственный мракъ аллеи, темнота, царившая подъ высокими тисами, не укрыли ихъ, а у маленькой садовой калитки въ каменной стѣнѣ не было ключа. Одна изъ женщинъ очень сильная, повидимому служанка, ломая ногти въ смертельномъ страхѣ пыталась сломать крѣпкую обитую желѣзомъ дверь. Ее такъ же, какъ и стоявшую на колѣняхъ прекрасную молодую женщиину, умолявшую о пощадѣ не столько себѣ, сколько ребенку, котораго она держала на рукахъ, еще окружалъ полумракъ; двѣ же другія фигуры, находившіяся на среднемъ планѣ были вполнѣ освѣщены яркимъ красноватымъ свѣтомъ, падавшимъ отъ факела одного изъ солдатъ, бѣжавшаго впереди другихъ по аллеѣ. Съ достоинствомъ хотѣла умереть эта гугенотка, владѣлица древняго французскаго замка, женщина съ бѣлыми, какъ снѣгъ, волосами, на которые она во время бѣгства накинула черную вуаль. Она знала, что фанатическіе кровожадные слуги королевы [28] не пощадятъ никого изъ укрывшихся здѣсь, — она не смотрѣла болѣе на обреченнаго на смерть внука, прижавшагося къ груди матери, она только сдернула часть своей вуали и накинула ее на прекрасную обнаженную грудь молодой дѣвушки въ безпорядочномъ ночномъ туалетѣ, которая какъ бы ища защиты прижималась къ ней и съ ужасомъ смотрѣла на своихъ преслѣдователей, — пока она жива, дерзкій взоръ этихъ чудовищъ не долженъ коснуться ея любимаго дѣтища, зеницы ея ока, послѣдняго цвѣтка вымирающаго рода.
— Фу, послѣ такой картины могутъ присниться страшные сны, — вскричала Люсиль, сидя у стола, послѣ минутнаго глубокаго молчанья. Ея голосъ нарушилъ очарованіе, навѣянное картиной. — Поэтому то я и ушла сюда въ зимній садъ и принесла съ собой альбомъ, который хотѣла посмотрѣть… Въ картинѣ очень много жизни, даже страшно дѣлается, по-моему, при взглядѣ на нее. Трудно предположить, что у живописца «рыбья кровь» — ты положительно ошибаешься, Мерседесъ и…
— Этотъ человѣкъ продалъ себя, — прервала ее молодая дама, презрительно пожимая плечами, и отвернулась отъ мольберта. Она открыла одинъ изъ cтарыхъ фоліантовъ, лежавшихъ кругомъ на столахъ и стульяхъ, съ минуту машинально посмотрѣла на него, потомъ взглянула на грубую деревянную рѣзьбу, потомъ опять на заплѣсневѣлыя страницы; взоръ ея мечтательно блуждалъ съ предмета на предметъ, безпрестанно возвращаясь къ картинѣ, стоявшей на мольбертѣ, и вдругъ остановился на галлереѣ, откуда витая лѣстница вела прямо въ мастерскую, — тамъ стоялъ самъ художникъ, — еще шевелились драпировки на двери, изъ которой онъ появился, очевидно, онъ только что вошелъ на галлерею, но по выраженію его лица Мерседесъ видѣла, что онъ слышалъ ея жесткое замѣчаніе.
Холодная улыбка скользнула по ея губамъ. Она, очевидно, не привыкла отказываться отъ своихъ словъ, какъ бы безпощадны они ни были. Развѣ не сказалъ Феликсъ, что его другъ женился на фамильныхъ помѣстьяхъ Шиллинговъ, женившись на нелюбимой «длинной кузинѣ»? Ну такъ пусть же узнаетъ, что этимъ онъ уничтожилъ въ другихъ вѣру въ свое незапятнанное идеальное направленіе. Ея глаза твердо, безжалостно, съ жестокимъ удовольствіемъ встрѣтили устремленный на нее негодующій взглядъ… Но вдругъ лицо ея вспыхнуло, и гордая женщина, торопливо подобравъ свой шлейфъ, пошла изъ мастерской, въ которую она пришла безъ приглашенія, но прежде чѣмъ уйти, она должна была извиниться.
