— Такъ ты убѣжала безъ позволенія и босикомъ, — спросилъ Феликсъ.
— Я была только въ аптекѣ Энгеля, — сказала она, уклоняясь отъ прямого отвѣта и пряча босыя ноги подъ короткую юбку, — но тамъ сказали, что онъ и не приходилъ туда.
— Вѣроятно, онъ былъ въ другой аптекѣ, ступай домой, Анхенъ, — уговаривалъ ее молодой человѣкъ. — Твой отецъ, конечно, ужъ вернулся къ бабушкѣ, и безпокоится о тебѣ.
Малютка не двинулась съ мѣста и только сердито отвернулась, — люди такъ же, какъ и бабушка, ничего не понимали, — не уходили и мучили ее, заставляя говорить и отвѣчать.
— Cейчасъ придетъ сторожъ; онъ дѣлаетъ теперь вечерній обходъ, — сказала она, отвернувшись, и въ голосѣ ея слышалась мрачная рѣшимость, которая еще сегодня послѣ обѣда сдѣлала маленькое умное личико дѣвочки суровымъ и грознымъ.
— Потому-то я и прибѣжала сюда: онъ любилъ отца, онъ поищетъ его со мной.
— Но сейчасъ пойдетъ дождь! — вскричала Люсиль. — Посмотри, уже падаютъ крупныя капли! — Она смѣясь тряхнула головой, когда дѣвочка молча и неподвижно осталась въ томъ же положеніи и только спрятала подъ фартукъ обнаженныя ручки.
— Какая упрямая дѣвченка! На вотъ, завернись, — сказала она и бросила eй индійскую шаль, которая была перекинута у нея на лѣвомъ плечѣ; дѣвочка не шевельнула даже рукой, чтобы взять драгоцѣнную мягкую ткань; она только искоса взглянула, какъ та лежала на ея красной юбкѣ, но большею частью разстилалась бѣлоснѣжнымъ покровомъ по дорожкѣ и была уже забрызгана усиливающимся дождемъ.
А Люсиль, смѣясь и подбирая платье, побѣжала къ дому, такъ какъ вовсе не желала предстать тамъ съ «мокрыми как у русалки» волосами вмѣсто великолѣпныхъ локоновъ.
Феликсъ дернулъ звонокъ, и огромная дверь безшумно отворилась. Прежде здѣсь съ потолка спускался на длинной цѣпочкѣ матовый шаръ, дававшій такой скудный свѣтъ, что его хватало лишь на то, чтобы придать нѣкоторый блескъ мозаиковому полу и указать темный входъ въ боковой коридоръ, сегодня же яркій свѣтъ стѣнныхъ лампъ заставлялъ зажмуриться. Торжественно смотрѣли съ потолка серьезныя красивыя дѣвичьи лица стройныхъ каріатидъ; торжественно звучали по каменному мозаиковому полу шаги важнаго служителя. Феликсъ въ замѣшательствѣ остановился на порогѣ. Добродушная, простая мѣщанская обстановка, нѣкогда по необходимости введенная въ домѣ Шиллинга и такъ сильно его привлекавшая, приняла теперь снова аристократическій видъ, по праву принадлежавшій старому роду бароновъ фонъ Шиллингъ.
— Дома баронъ Арнольдъ фонъ Шиллингъ? — спросилъ молодой человѣкъ у слуги.
— Да, Феликсъ! — раздался прекрасный звучный мужской голосъ изъ сосѣдней комнаты, дверь которой сейчасъ же отворилась. Говорившій вышелъ оттуда, но отступилъ въ изумленіи, когда Люсиль граціозно побѣжала къ нему.
— О, дорогой баронъ, какое смѣшное лицо вы сдѣлали, — засмѣялась она. — Точь-въ-точь, какъ Феликсъ, окаменѣвшій, какъ жена Лота.
Ея веселый громкій голосъ звучалъ, какъ флейта въ каменныхъ стѣнахъ передней. Нетерпѣливо топая ногой, она снова начала борьбу съ своей непослушной вуалью и изорвала ее въ клочки — прелестное личико съ пикантнымъ выраженіемъ походило на свѣжую чайную розу.
— Поклоновъ отъ мамы и бабушки я вамъ, разумѣется, не привезла, такъ какъ, — она закрыла ротъ рукой, — о ея проказѣ не должны были слышать даже стѣны, — такъ какъ я сбѣжала, было бы вамъ извѣстно.
Баронъ Шиллингъ пытливо и съ удивленіемъ посмотрѣлъ черезъ ея голову въ чрезвычайно блѣдное и разстроенное лицо своего друга.
— Могу я поговорить полчаса наединѣ съ тобой и съ твоимъ отцомъ, — спросилъ Феликсъ; и въ поспѣшности, съ которой онъ произнесъ эти слова, обнаружилось мучительное состояніе его души.
— Пойдемъ, папа еще въ своей комнатѣ, - возразилъ Арнольдъ и быстро направился къ комнатѣ отца.
Феликсъ медлилъ.
— Я бы попросилъ тебя сначала отвести Люсиль къ твоей женѣ.
— Къ моей женѣ? — спросилъ онъ съ изумленіемъ и смущеніемъ, но потомъ, быстро рѣшившись, онъ прибавилъ съ легкой улыбкой: «я готовъ и это сдѣлать, если ты желаешь, Феликсъ. Пойдемте».
Люсиль сунула въ карманъ остатки своей вуали, поправила локоны и дружески оперлась на предложенную ей барономъ фонъ Шиллингъ руку. Онъ велъ ее, сопровождаемый Феликсомъ, по коридору или, лучше сказать, по галлереѣ лѣвой стороны, своими огромными размѣрами соотвѣтствовавшей противоположной, находившейся на южной сторонѣ, изъ которой великолѣпная витая лѣстница вела въ верхній этажъ. Между высокими и широкими, какъ двери, окнами, выходившими въ садъ, были сдѣланы въ стѣнѣ глубокія ниши, въ которыхъ патеръ Амвросій, вѣроятно, подъ вліяниіемъ аскетическаго настроенія разставилъ обнаженныя мраморныя фигуры изъ греческой миsологіи. Сообразно съ этими украшеніями впослѣдствіи была поставлена группа Лаокоона подъ огромной аркой двери, служившей нѣкогда для сообщенія съ монастырскимъ помѣстьемъ, а потомъ заложенной.
