— У тебя есть долги? — рѣзко спросилъ совѣтникъ, приближаясь къ говорившему.
Молодой человѣкъ гордо откинулъ голову и отвѣчалъ, что не имѣетъ ихъ.
— Ну такъ для чего же? Развѣ мать тебѣ мало даетъ? Или тебѣ хотѣлось бы навѣшать на себя еще больше такихъ бездѣлицъ, какъ эта? — Онъ подошелъ къ племяннику и указалъ на медальонъ, висѣвшій у него на цѣпочкѣ отъ часовъ. Онъ взялъ въ руки и быстро перевернулъ золотую вещицу, причемъ сильно заблестѣли камни, которыми она была осыпана.
— Чортъ возьми, — камни то настоящіе! Это твой вкусъ, Тереза? — спросилъ онъ сестру, обернувшись къ ней черезъ плечо. Маіорша только что сняла свой полотняный фартукъ и вѣшала его на гвоздь. Она спокойно, не обнаруживая ни малѣйшаго признака интереса, подошла къ нимъ.
— Я никогда не покупаю такихъ модныхъ бездѣлушекъ, — отвѣчала она, бросивъ пытливый взглядъ на драгоцѣнность и потомъ устремивъ его, какъ строгій судья, на сильно покраснѣвшее лицо сына.
— Отъ кого получилъ ты эту вещицу? — спросила она коротко.
— Отъ дамы…
— Сынъ мой, молодыя дѣвушки рѣдко имѣютъ столько денегъ, чтобы быть въ состояніи дѣлать такіе подарки, — прервалъ его совѣтникъ, повертывая медальонъ въ разныя стороны и любуясь блескомъ камней, — хочешь я тебѣ скажу, Феликсъ, отъ кого этотъ дорогой сувениръ? Отъ твоей старой пріятельницы, баронессы Лео въ Берлинѣ: что въ немъ — почтенный сѣдой локонъ?
— Нѣтъ, дядя, блестящiй черный, — быстро возразилъ молодой человѣкъ, точно это ложное предположеніе было для него невыносимо, и при этомъ гордая улыбка мелькнула на его губахъ: но вслѣдъ за тѣмъ у него вдругъ захватило дыханіе, — онъ былъ вызванъ на рѣшительное объясненіе безъ всякой подготовки, и передъ нимъ стояли эти двѣ желѣзныя личности, одна съ лукавой усмѣшкой и сарказмомъ на устахъ, а другая съ непріятнымъ пронзительнымъ взглядомъ — никогда еще не выступалъ такъ рѣзко на ихъ лицахъ фамильный духъ Вольфрамовъ и не казался ему такимъ убійственнымъ, какъ въ этотъ тяжелый моментъ.
— Я желала бы знать имя дамы, — сказала его мать коротко, съ видомъ исповѣдника, который она давно принимала всякій разъ, когда заставала его въ обществѣ какого нибудь чужого мальчика. Она читала въ чертахъ своего сына со свойственнымъ ей пониманіемъ и проницательностью; она и теперь видѣла, какъ онъ боролся съ мучительнымъ чувствомъ, и у нея не осталось ни малѣйшаго сомнѣнія, что онъ очень нуждался въ ея снисхожденіи, и это заставило ее быть непреклонной.
— Мама, будь добра! — просилъ онъ нѣжнымъ умоляющимъ голосомъ: онъ взялъ обѣ ея руки и прижалъ ихъ къ своей груди. — Дай мнѣ время…
— Нѣтъ, — прервала она его рѣшительно и отняла у него свои руки. — Ты знаешь, что я люблю вести дѣло на чистоту, когда замѣчаю между нами какое нибудь недоразумѣнiе — а тутъ есть что-то подозрительное. Или ты думаешь, что для меня ничего не значитъ провести цѣлую ночь въ раздумьѣ о томъ, что тебѣ хорошо извѣстно? Я хочу знать имя!
Большіе голубые глаза молодого человѣка заискрились отъ оскорбленнаго чувства, но онъ молчалъ и, собираясь съ духомъ, нѣсколько разъ провелъ рукой по лбу и по роскошнымъ пепельнымъ волосамъ.
— Однако ты герой! — воскликнулъ насмѣшливо совѣтникъ, — стоишь, какъ будто тебѣ предстоитъ лишиться твоей кудрявой головы. Г-мъ… дѣвушка, очевидно, не нищая, если даритъ брильянты: но семья, происхожденіе сомнительны… а? Ты имѣешь причины отвергать родство — стыдиться…
— Стыдиться? Мнѣ стыдиться моей Люсили? — горячо воскликнулъ молодой человѣкъ — онъ совсѣмъ потерялъ самообладаніе. — Люсили Фурніе! Спросите о ней въ Берлинѣ, и вы услышите, что она могла бы выйти замужъ за самаго знатнаго графа, если-бы не предпочитала принадлежать мнѣ… Но я хорошо знаю, что экзотическій цвѣтокъ не приживется на нѣмецкой почвѣ, я знаю также, что все, что называется искусствомъ, на дурномъ счету въ монастырскомъ помѣстьѣ. Мнѣ придется бороться съ упорными предразсудками, и это смутило меня на мгновенье не за себя, а потому что я увѣренъ, что въ первыя минуты изумлѣнія могутъ вырваться суровыя слова о дорогомъ мнѣ существѣ — a этого я положительно не могу вынести.
