– Бенджи живет не здесь. Он возвращается в Сиэтл, – вмешалась Слоан.
– Нет, не возвращаюсь. Я не оставлю тебя, пока двойняшки не родятся. И это не обсуждается, – пресек он ее возражения.
Слоан покорно закрыла рот и погладила себя по животу.
Доктор Кэрролл одобрительно кивнула и сказала:
– Это хорошо. Она слишком долго была одна, и некому было позаботиться о ней. Я волновалась.
Замечание доктора вызвало у Бенджи острое чувство вины, хотя он и не знал ничего о беременности Слоан. Но чувство вины быстро переросло в негодование. Да, он должен был быть рядом с ней, и, разумеется, был бы, если бы Слоан соизволила позвонить ему или хотя бы прислать эсэмэску.
– Ладно. Надеюсь, что не увижу вас до планового приема. Проводите меня, мистер Беннетт?
Бен вышел вслед за доктором в коридор.
– Я догадываюсь, что вы сердитесь на нее и что у вас много вопросов, – сказала доктор Кэрролл, проницательно взглянув на него. – И я вас в этом не упрекаю. Но Слоан нельзя волноваться. Имейте это в виду, когда будете искать ответы на свои вопросы и решать, что делать дальше. Хорошо?
– Да, мэм, – кивнул он.
– Отлично! – улыбнулась доктор Кэрролл и потрепала его по руке. – Дайте ей возможность объяснить и выслушайте все, что она скажет. Ей страшно. Она сильная, но ей все равно страшно. Поэтому не верьте, если она будет говорить, что не нуждается в вашей помощи. Позаботьтесь друг о друге и о своих детках.
Бенджи снова кивнул:
– Разберемся.
Он вернулся в палату. Слоан заметно нервничала и избегала встречаться с ним глазами.
Бенджи глубоко вздохнул и сел на стул рядом с ней.
– Давай поговорим.
Слоан не решалась поднять глаза на Бенджи. Сердце у нее выскакивало из груди, руки дрожали, горло пересохло, несмотря на всю воду, которую заставила ее выпить доктор Кэрролл.
Он выглядел злым и обиженным. Разочарованным. В ней.
Шесть месяцев назад он смотрел на нее по-другому.
Когда она приняла решение не сообщать Бенджи о беременности, причины казались ей весомыми и уважительными. Но теперь они стали просто трусливыми отговорками, надуманными поводами избежать вот этого самого момента. Минуты, когда ей придется посмотреть ему в глаза.
– Я не хотела причинить тебе боль, Бенджи. Я честно думала, что будет лучше, если я не скажу тебе, что со мной случилось.
– С тобой? Я отчетливо помню, что тоже там был.
Волна тепла разлилась по ее телу, а соски затвердели, когда Слоан вспомнила то наслаждение, которое он ей дарил.
– Так почему… – взвился Бен, но остановился, зажмурился и глубоко вздохнул. Слоан могла поклясться, что он считает про себя до десяти. Наконец он открыл глаза и спокойно произнес: – Почему ты считаешь, что должна сама с этим справляться?
– Потому что мне уже не двадцать. Я уже достаточно взрослая, чтобы понимать. Я не должна была ехать с тобой в ту ночь. Не должна была позволить себя целовать.
– Мне тоже уже не девять, Слоан, – произнес он мягким голосом, хотя все еще злился на нее. – А ты считаешь, что должна прикрывать меня, как тогда, когда я разбил любимую мамину вазу. – Слабая улыбка на мгновение тронула его губы. – Я способен нести ответственность за свои поступки. И я могу позаботиться о тебе и о детях.
– Я просто… – Боль, которая мучила ее, не имела ничего общего со схватками Брэкстона-Хикса. – Все будут думать, что я специально все это подстроила, чтобы тянуть с тебя деньги. Я не шучу, Бенджи. Ты не понимаешь, потому что… – Слоан откинулась на подушку и уставилась в потолок. – Ладно, не обращай внимания.
– Расскажи мне. – Он придвинул свой стул поближе к кушетке. – Ты говоришь, что я не понимаю, так объясни, почему ты считаешь, что во всем обвинят тебя, а мое участие проигнорируют.
– Они скажут, что я вся в мать.
Слоан расплакалась. Она мотала головой, по щекам текли слезы, она вытирала их дрожащей рукой. Ей казалось, что она оставила озеро Магнолия далеко позади. Но боль от этой фразы, которая преследовала ее всю ее жизнь на озере, до сих пор мучила ее. Бенджи притих. Он вспомнил злобные слухи, ходившие о Слоан и ее матери.
Он откашлялся.
– Ты не твоя мать, Слоан. Не важно, что люди говорят…
