Бенджи насторожился.
– Ты четыре месяца не работаешь? На что же ты живешь?
Слоан смутилась. Если она чему и научилась за тридцать лет жизни, так это тому, что спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Ей следовало полагаться только на себя, как и всю предыдущую жизнь.
– Слоан? – окликнул ее Бенджи.
– Как-то справляюсь, – уклончиво ответила она.
После нескольких минут неловкой тишины Бенджи наконец заговорил:
– Слоан, что ты пытаешься доказать? У меня есть деньги. Какой в них прок, если я не могу помочь близким мне людям?
– На свадьбе ты говорил совсем другое. Ты сказал, что устал от людей, которые смотрят на тебя как на банкомат. Я не хочу, чтобы ты, или Делия, или ваши родители думали, что я не лучше тех девочек, которые на тебя охотятся. Что я устроила это, чтобы отхватить кусок пирога Бенджи Беннетта.
– Слоан, никто так не подумает.
– Я содержу себя с шестнадцати лет. Я никогда никого ни о чем не просила. – В ее глазах снова появились слезы. Слоан вытирала их, они все текли и текли. – Я должна быть в состоянии позаботиться о двойняшках сама, без посторонней помощи. Но… Сейчас я обязана готовиться к материнству, наслаждаться самыми удивительными днями моей жизни, а я только о том и думаю, как разобраться со счетами.
Бенджи взял ее руку и легонько поцеловал в ладонь.
– Ты не должна справляться с этим в одиночку. Принять помощь – вовсе не признак слабости. Чтобы зачать ребенка, нужны два человека. И оба должны заботиться о нем.
Слоан посмотрела на него. Это несправедливо. Она сейчас так уязвима и впечатлительна, а он так убедителен…
– Я не хочу, чтобы ты делал это из чувства долга, Бенджи. Если на самом деле ты этого не хочешь, ты можешь выйти в эту дверь прямо сейчас, обещаю, никто ничего не узнает.
Бенджи погладил ее по щеке.
– Ничего в мире я не хочу настолько, как позаботиться о тебе и о наших детях, – проникновенно сказал он. – Договорились?
Слоан молча кивнула. Бен наклонился и поцеловал ее в щеку. Поцелуй был очень бережным, но она почувствовала, как по ее телу разливается тепло. Когда он заглянул ей в глаза, Слоан увидела в них тот же огонь, что и полгода назад. В ту ночь, когда они зачали двойняшек.
Правда, тогда она была красива, а сейчас чувствовала себя как раскормленная слониха.
Он снова поцеловал ее, на этот раз в губы.
– Мне зайти попозже? – спросил заглянувший в палату медик.
– Нет! – поспешно ответил Бенджи. – Мы не хотели бы тут задерживаться.
Он отошел, пропуская медика к кровати Слоан. Тот надел ей манжету и стал измерять давление.
Бен достал сотовый телефон.
– Пришло время рассказать родителям, что они станут бабушкой и дедушкой.
– Ты собираешься сказать им по телефону? Слоан внезапно представила, как Беннетты отреагирует на новость. Рик, наверное, несколько удивится, но вот Конни будет плевать огнем, а потом, по своему обыкновению, упадет в обморок. А когда очнется, обвинит Слоан, что та развратила ее сыночка. И в этом, пожалуй, будет права.
А Делия? Она ей не простит! Делия уже знала о ее беременности, но Слоан не рассказала лучшей подруге, кто отец.
– Рано или поздно нам придется сказать им, – мягко настаивал Бен.
– Я знаю. Но думаю, такие новости лучше сообщать лично.
Тонометр запищал, и Слоан увидела ненормально высокие данные на мониторе. Она повернулась к медбрату:
– Можно повторить через пару минут? Я немного перенервничала. Через несколько минут давление будет нормальным, обещаю!
Мужчина неуверенно кивнул:
– Вернусь через пятнадцать минут.
Она облегченно вздохнула, затем повернулась к Бенджи:
– Я знаю, что мы должны сказать им, и мы это сделаем. Но тебе не кажется, что будет лучше, если сначала мы сами во всем разберемся?
– Разберемся в чем?
Он снова подсел к ней на кушетку.
– Ты сказал, что никогда не вернешься в Сиэтл. Что ж, хорошо. Но мы все – ты, я и дети – не поместимся в моей маленькой квартирке.
– Продадим ее и купим побольше.
– Я не могу сейчас выставить ее на рынок.
– В чем дело?
Слоан закусила нижнюю губу. Ей было неудобно говорить с Бенджи о деньгах. Она безнадежно покачала головой.
– Квартира два раза перезаложена. Не смотри на меня так. Я же не на тряпки кредит брала. У меня была веская причина.
