Женщина неслышно юркнула обратно в избу.
— Гуляешь, Михась?
— Нынче все гуляют.
— Ты там один среди женщин-то?
— Пойдемте, Вадим Палч, будет двое.
— Грязный я весь, измок. Слушай, Михась, ты б чуть-чуть поаккуратней…
— А я виноват, если им нравится? Я дружу с ничьими, семей не разоряю.
— А-а… Разберешься тут… Веселись, губерния, — буркнул Вадим и отправился спать.
9
С появлением Михася в хуторе произошли перемены: зябловские женщины стали одеваться иначе. Шура съездила в райцентр и вернулась с затейливой прической в форме короны и в белых туфлях на гвоздиках. С непривычки шла она по Зябловке, наклонив голову, плечи вперед, и все загребала руками воздух, будто бы по краю оврага. Даже скупая Пелагея Блажнова и та разорилась, купила модную капроновую кофту. В выходные дни она тоже прохаживалась мимо бабки Дуниной избы, где квартировал цыган.
А Михась тем временем хозяйничал в кузнице. Загляни сюда Руслан, он не узнал бы своего рабочего места: все, что под силу было перевернуть, переложить, передвинуть, Михась перевернул, переложил и передвинул. Плужные лемеха и культиваторные лапки по заведенному Русланом порядку раньше были в ящике по левую от кузнеца руку. Михась же все это свалил в дальний угол, а ящик выкинул. У Руслана проволока в аккуратных катушках висела под потолком, теперь же она валялась всюду и абы как. Частый посетитель кузницы, чтоб не порвать штанов, прежде всего глядел себе под ноги, а гость случайный застревал в петлях проволоки, чем немало веселил цыгана. Даже наковальню Михась развернул задом наперед. Он помышлял было и весь кузнечный очаг с трубой, мехами и поддувалом перенести в другой угол и поставить как-нибудь по-иному, да это потребовало бы усердия и времени, и Михась смирился. В разбитое окошко высунул он пустую бутылку, и, когда ветер тянул с востока, она звонко пела, звала куда-то в ночь, в поля.
Если бы Вадима спросили, как он относится к новому кузнецу, он вряд ли бы ответил. Но отчего-то с тех самых пор, как появился Михась в Зябловке, Вадим каждый день забегал к цыгану то ли по делу, а чаще просто так, посидеть. С Вадимом Михась держался с почтительным холодком, но однажды взял да заменил шины на колесах его двуколки. Неясный человек…
Как-то Вадим зашел к Михасю и увидел его в особо веселом расположении. Звенела бутылка в окне, а Михась, молотком постукивая, напевал мотивчик. Рядом с ним лежали ухваты, мотыги, три кочерги, чапля.
— Здравствуй, Михась! Мал-мала калымим?
— А вот не угадал! Видишь ли, женщина — до скверности привередливый инструмент. Связь с нею надо держать по всем каналам.
— Да у тебя на этом фронте и так, по-моему, хорошо.
— А надо, чтоб отлично было! Люблю баб любить!
— Жениться надо.
— Жениться? — Михась подумал и сказал очень строго: — Жениться нельзя. Скучно будет.
Неясный человек…
10
Однажды Вадим встретил директора совхоза в поле, тот куда-то спешил и, не вылезая из легковой машины, велел:
— Собери к вечеру своих именинников, вымпел вашему отделению вручить надо — за примерную посевную. А кой-кому и премия полагается.
— По такому случаю мы соберемся живо! — просиял Вадим.
В списках премированных не было ни одной женщины — они зерно не сеяли.
Похрустывая в кармане премиальными, Вадим завернул в магазин. На полках, туго забитых товаром, ничего для себя интересного он не нашел.
— Платки привез, — скучно сказал продавец. — Холостому платок что голому пояс. А платки хорошие. Бабы еще не знают, купит одна — через полчаса расхватают.
— Ну-ка, что за платки?
— Разные.
Вадим посмотрел-посмотрел да и отсчитал девять штук.
— Сколько с меня?
— Брось шутить! — продавец хотел убрать платки на прежнее место, но Вадим прихлопнул их рукой.
— Сколько все-таки с меня?
— Девчаты-ы, бригадир зовет!
Женщины не спеша собирались к развесистому кусту, в тени которого лежали их узелки с едой и бочонок воды. Многие — это бросалось в глаза — для работы были одеты не по-рабочему нарядно. Ветер нарумянил им щеки, все до одной казались они сейчас красивыми.
«Ну и Михась!.. Как он, однако!» — подивился Вадим.
— Покажите-ка свой рабочий инструмент.
