Другие трактористы с оглядочкой, но работали. Белый от зависти и злости Женька носился от трактора к трактору, серьгу искал. Увидев Вадима, он подбежал к нему, бросил сломанную серьгу ему под ноги: «Давай новую!»
— Нет у меня. И кузнеца теперь нет. Придется ехать в центральную мастерскую.
— На-ча-лось! Поря-дочки!
На всякий случай Вадим поехал в кузницу — порыться в железках, не завалялась ли где серьга. Первым, кого он увидел у кузницы, был цыган: незнакомый, не старый, усат. Прислонясь к косяку, он стоял покуривал, но увидел Вадима и загасил окурок о подошву. На цыгане был длинный рыжий пиджак, кинутый на плечи внапашку, алая рубаха, сапоги в гармошку. Лицом цыган был смугл, будто и появился-то на свет божий в кузнице. Щеки, однако, выбриты были до синевы. Желтые, как у хищной птицы, глаза смотрели на Вадима весело и дерзко.
— Это ты Вадим Павлович, бригадир? — спросил цыган, неохотно отслоняясь от косяка.
— Я.
— Возьмешь меня на работу?
— Что умеешь делать?
— Да что хошь: подковы гну, лапки культиваторов и лемеха точу, все умею. Хошь посмотреть? — говорил он по-русски чисто, без выговора.
Вадим открыл кузницу.
Женька Рубакин, который следовал за ним неотступно, влетев в кузницу, первым делом начал рыться в ящиках, искать серьгу.
Цыган быстро разжег горн, бросил в пламя болванку, на подкову, но Вадим его остановил:
— Вот что, друг, сделай, пожалуйста, три… Да, три серьги.
— На какой трактор?
— Понадежней надо. На «ДТ-54».
С заказом цыган управился легко и споро. Гордый своим умением, он тылом ладони смахнул со лба пот и оскалил в улыбке белозубый рот.
— Умеешь, — похвалил его Вадим. — Как зовут?
— Михась.
— Хорошо сработал, Михась.
Первую же, еще горячую серьгу схватил Женька Рубакин и рванулся из кузницы как на пожар.
— Кадры у тебя, бригадир! — подивился цыган. — С такими только премии отхватывать.
— Слушай, Михась, а наш кузнец по совместительству еще и конюхом был. Ты как на это?
— Уволь, бригадир, скотина не по мне. Уж лучше я тут без молотобойца как-нибудь обходиться буду.
— Ладно, выкрутимся. Считай, что принят. Документы с собой?
— Только паспорт. Из Клевенки меня еще не отпустили. Справка нужна, что здесь принят. Без справки нас, цыган, еще не отпускают.
Вадим вырвал лист из карманного блокнота, черкнул директору записку.
— От конюшни идет подвода на центральную — поезжай, оформляйся. Когда приедешь?
— Завтра! Как штык!
Уходя, Михась поминутно оглядывался и белозубо сиял.
И верно, цыган заявился на другой день. Все его пожитки были рюкзак да черная, с ремешком для заплечной носки гитара. Поселили его у бабки Дуни Пронякиной.
Утром, на работу собравшись, у скотного двора кучились женщины. Здесь-то Вадим случайно и подслушал их разговор.
— А новый кузнец ничего из себя, чернобровый.
— Ох, девки, ребятишки от него будут видные. Ха-ха-ха.
— Пощекотать бы ему, копченому черту, усы. И опять дружный смех.
— Вы только собираетесь, а кой-кто уже отпраздновал с ним медовую зорьку: устроился-то цыган у старой бабки, а заночевал где помоложе, — пропела Пелагея Блажиова.
Все так и рты разинули — прямо немая сцена.
Про Пелагею говорят, что она ночей не спит, все караулит, кто что несет, кто к кому пошел и когда вернулся. И в этом, пожалуй, была некая правда: Пелагея смотрела на людей так, словно все тайны Зябловки были у нее в кармане. В чужие дела вмешиваться она не любит, но так уж само собой вышло, что она своими глазами видела, как на зорьке этот черный охальник пробирался от одной бабенки, всем нам давно и хорошо знакомой, а от кого, она, Пелагея, и на страшном суде этого не скажет, потому как господь бог любое рискованное дело велел держать в тайности.
Все слушали Пелагею с приоткрытыми ртами, только веснушчатая Шура, у которой веснушки уже сошли, отмывала в калужине сапог и не встревала в этот пустой разговор. Шура презирала сплетни.
6
Едва сошел снег, женщины перешли на основную свою работу — на большой совхозный огород по берегу реки. Он был приспособлен под орошение: подняли метровой высоты вал и прорезали в нем канаву для хода воды. Из года в год на огороде сажали помидоры, капусту и огурцы, и женщины знали свое дело получше иного агронома. Что до Вадима, то он и не собирался их наставлять, а приехал лишь поделить поле.
